Через пару дней провели опознание, но и оно ни к чему не привело. Оля внимательно вглядывалась в синие глаза мужчин, блестевшие в прорезях черных масок. Наконец в одном взгляде уловила что-то знакомое, какую-то искорку ненависти и презрения. С облегчением указала на этого человека, надеясь, что за маской прячется историк. Но, к великому ее удивлению, это был не он. Лысый оперативник, занимавшийся ее делом, сказал ей позже, что Игорь Владимирович стоял в той комнате, но Оля его не опознала.

Из больницы ее выписали через неделю. Физически она чувствовала себя хорошо, но моральное состояние находилось в упадке. На второй план отошли экзамены, выпускной, поступление в вуз. Это все стало далеким и неважным. Тяжело болела бабушка, врачи волновались за ее жизнь. Мама взяла на работе отпуск и целыми днями пропадала в больнице. Она стала угрюмой и неразговорчивой, и Оля невольно чувствовала вину за случившееся.

Но еще большую тревогу вызывал Илья. Первым делом, выписавшись из больницы, Оля побежала к нему домой, но на долгий звонок никто не ответил. Никого не было в квартире ни на следующий день, ни через неделю. Номер телефона оказался заблокированным, группы в социальных сетях исчезли. Не удалось Оле узнать что-то о пропавшей внезапно семье и у приятелей Ильи.

— Да, леший знает, куда Илюха пропал, — пожимали плечами одноклассники. — Может, поступать уехал. Он перед нами не отчитывается.

Позвонила Оля и Жанне, но той тоже не было в городе.

— Жанночка уже в Москве, — ответил отец. — Я ее на подготовительные курсы записал. Ты сейчас не мешай ей, пусть учится.

— Хорошо, — тихо ответила Оля и закрыла дверь.

Так оборвалась последняя ниточка.

Девушка недоумевала, расстраивалась и не спала ночами, мучительно думала, что случилось с ее другом. Ей казалось, что она вдруг очутилась в вакууме, куда не доносились звуки большого мира, где она осталась наедине со своим горем, и никто не придет на помощь.

От этой мысли хотелось плакать, и Оля натягивала на голову одеяло и тихонько выла, боясь разбудить соседей и смертельно уставшую маму. А еще в груди рождалась тревога. зернышко сомнений, зароненных в душу мамой, начало прорастать и развиваться.

«Нет, Илья не такой! — убеждала себя она. — Не такой! — повторяла как мантру, в которую. Хотелось верить.

Однажды она возвращалась из больницы. По привычке поднялась на этаж, где жил Илья, и позвонила. Дверь внезапно распахнулась: на пороге стоял неизвестный мужчина.

— Тебе кого? — грубо поинтересовался он.

— Илья Шереметов дома? — растерялась от напора Оля.

— Не знаю таких. Мы только сегодня переехали, — рявкнул мужчина и захлопнул дверь.

Оля медленно спускалась по ступеням. Домой идти не хотелось, там теперь не пахло живым духом. Не исходили ароматом пироги в духовке, не варился на плите борщ, и чайник не звал к столу призывным свистом. И вообще, никто не встречал Олю радостными возгласами.

— Вот шалава! — услышала она за спиной и оглянулась.

Сзади стояла бабка Аня, первая сплетница их двора. Оля не поняла, к кому относились эти слова, но на всякий случай спросила:

— Здравствуйте Анна Николаевна. Это вы мне?

— А кому же еще? Выгнала хороших людей с насиженного места.