Блеск и нищета культуры

Когда бесконтрольный образ жизни, принятый в Средневековье, сменился культурой, в которой ограничивались проявления чувств и любое импульсивное поведение, застольные манеры также стали объектом пристального внимания. Любое «животное» поведение во время трапезы вызывало отвращение и негодование; социальное давление заставляло человека, отклоняющегося от этикета, чувствовать страх и стыд. Негативное отношение к тем, кто «дурно» вел себя за едой, стало ритуалом и превратилось в повсеместную практику, границы дозволенного сдвинулись, что повлекло за собой возникновение многочисленных запретов и табу. Эта практика будет существовать до тех пор, пока модель человеческого поведения, появившаяся на свет благодаря рожденной ею культуре, и структура межличностных связей не изменятся существенным образом.

Придворная культура Франции в XVII в. требовала строгого соблюдения правил этикета за столом. Самым главным блюстителем хороших манер выступал сам «король-солнце» Людовик XIV. Когда жена одного из министров во время ужина выхватила стул перед носом у некоей графини, это повергло короля в такую пучину негативных эмоций, что трапеза была полностью испорчена. Король заявил, что он стал свидетелем настолько невыносимой надменности и грубости, совершенно не приставшей дворянке, что напрочь лишился аппетита. Обе женщины вынуждены были весь вечер смиренно извиняться и успокаивать возмущенного монарха.

Манеры за столом до сих пор являются одним из критериев социального разграничения. Люди оценивают друг друга, обедая в изысканных ресторанах, где существуют свои правила, очень напоминающие придворный этикет. Ведь целью посещения дорогого ресторана является не только – и не столько – утоление голода, ибо это также вопрос образа жизни и стиля. Поведение официанта и клиента регулируется этикетом: жесты, положение тела, способы подачи блюд, использование столовых приборов, а также порядок, в котором гостей рассаживают за столом, – все это предопределено заранее: строго, но элегантно. Этот код «цивилизованного» поведения делает ужин своего рода формальным событием.

Без хороших манер – никуда

И в наши дни, воспитывая детей, мы объясняем им правила этикета. С другой стороны, ребятишки учатся манерам, подражая старшим и используя примеры, которые предлагает им мир взрослых. Эразм Роттердамский, веривший в силу домашнего примера, избегал в своем трактате «О приличии детских нравов» назидательного тона, которого придерживались его современники и последователи, составляя учебники хороших манер, предназначенных для отпрысков из высших сословий. Так или иначе, обучение этикету всегда основывалось на провоцируемом извне подавлении присущих человеку импульсивных порывов. По крайней мере, именно так считал Элиас Норберт, который хоть и не являлся психологом, но утверждал, что, взрослея, дети просто забывают о том, что их чувства – стыд, удовольствие и гнев – были сформированы согласно общественным нормам, и это произошло под внешним воздействием с использованием наказаний.

Французский священник и педагог Жан-Батист де ла Салль, впоследствии причисленный католической церковью к лику святых и провозглашенный небесным покровителем всех учителей, составил в начале XVIII в. пособие по воспитанию под названием «Правила доброго поведения и христианского соблюдения приличий» (Les Règles de la bienséance et de la civilité chrétienne). Обратите внимание, какого менторского тона он придерживался в своем опусе.

Несмотря на то что де ла Салль и прочие составляли свои пособия в расчете на детей из высшего сословия, их трудами заинтересовались во всех слоях общества. Дешевые книжицы после распространения книгопечатания было легко достать, и они зачастую использовались как домашние справочники, с которыми сверялись в ситуациях, когда надо было понять, как вести себя в обществе.

В наши дни правила хорошего тона обычно обосновывают в том числе и соображениями гигиены, это касается также и застольных манер (конечно, если взрослым людям вообще нужно их как-то обосновывать). Однако в Средние века и даже в начале Нового времени о гигиене еще не слыхали, да и понятия о чистоте были тогда совершенно иными, нежели сейчас. Поскольку в разгар Средневековья никаких столовых приборов, кроме пальцев, еще не существовало, омовение рук перед трапезой считалось крайне важным. Руки мыли непосредственно за едой, и передача чаши для омовения стала ритуалом вежливости. Учтивым считалось разделить чашу с соседом по столу, и еще более вежливым было омыть руки соседа, в особенности дамы. Отказ от омывания рук расценивался как грубое оскорбление.

То, что происходило после еды, считалось второстепенным. Руки никто зря не мыл, и пальцы, ставшие жирными от мясных блюд, попросту облизывали или же вытирали об одежду. Придворные дамы из свиты немецкого короля Конрада III, правившего в XII в., разрешали почетным гостям вытирать руки о свои белые одежды. «Невозможно представить себе вежливость превыше этой», – писал один из современников, впечатленный подобным гостеприимством.

Использование личных салфеток вошло в обиход в XV в., однако долгое время оставалось неясным, как именно ими пользоваться: так, архиепископ Джованни делла Каза в своем опусе «Галатео, или Об обычаях» обличал тех, «кто, как порой бывает, за столом ведет себя не лучше свиньи, уткнувшей рыло в пойло; кто, не подымая головы, набивает рот так, что щеки чуть не лопаются, точно у играющего на трубе или раздувающего огонь, – поистине не ест, а объедается… кто, вымазав руки чуть не до локтя, отделывает салфетку так, что тряпка в отхожем месте кажется чище. Не то этой же салфеткой бесстыдно утирает пот, обильно выступающий от спешки и обжорства и капающий со лба, с лица, с шеи, или даже прочищает нос, когда случается надобность».

Однако уже в XVI в. Эразм Роттердамский подчеркивал, что невежливо после еды облизывать жирные пальцы или вытирать их об одежду.

В наше время никому и в голову не придет искать в пособиях по этикету элементарные правила использования столовых приборов, поскольку многовековой процесс цивилизации сделал их частью базовой культуры, которую мы впитываем еще в раннем детстве. К тому же мы сегодня острее ощущаем неловкость, и потому чувство стыда при разговоре о «неприемлемых вещах» вспыхивает в наших современниках ярче, чем в былые времена о чем и пойдет речь в следующей главе.

Глава 4

Естественные надобности и телесные выделения