– Ты не понимаешь, но в нашей семье всегда соблюдалась строгая иерархия. Семейный бизнес – это десятилетия труда каждого из рода.
– Замечательно, рада за вас, – сказала, ощущая пустоты. Слова Валеры, вопреки ожиданиям, не тронули меня.
Донской это понял и удивленно моргнул. Собрался внутренне и заговорил куда как эмоциональней:
– Я пошел против рода из-за того, что сделал отец. Разделил наши активы, сделал так, чтобы он не мог повлиять на мои. Я пошел ради своей семьи ради тебя!
– Ты пошел на это ради своей совести, Валер. Чтобы заглушить чувство вины за поступок отца, – я сделала шаг ближе к мужчине сама, увидела, как напрягся Донской, не ожидая ничего хорошего, и улыбнулась про себя. – Что, испугался, что на четвертом десятке снова почувствуешь властную руку отца? – спросила, отводя взгляд от таких живых глаз, глядя на которые словно сама проживала все чувства Валеры.
Эмпатия – не всегда хорошо, вот уж точно!
Валера дернулся как от удара:
– Ты изменилась, – еле разжимал губы он. – Никогда не была такой грубой.
– Я не грубая. Я теперь знаю, какими гнилыми бывают люди, и просто хочу держаться от них подальше, – я задрала подбородок вверх, собираясь упорствовать.
Но следующие слова Валеры заставили меня резко посмотреть на него:
– Я буду твоей стеной!
Словно огромное ядро, врезавшееся в стену самообладания, эта фраза рассыпала всю мою выдержку. Голос задрожал:
– Ты? Да где ты раньше был?
– Не думаешь, что сейчас судьба дала нам новый шанс, чтобы начать все с начала? – Валера использовал запрещенные фразы для такой романтической натуры, как я.
– С каких это пор ты веришь в судьбу? – с натугой усмехнулась изо всех сид.
– С тех самых, как встретил тебя снова. Лера, поверь, теперь я никому не позволю сделать тебе или малышу плохо, – горячо заверил Валера и попытался схватить меня за руки.
Я убрала их за спину, спросив:
– И я должна поверить в это? Почему? Если ты не заметил, мне хорошо без тебя.
Валера, казалось, даже забыл, как дышать. И я тоже. Даже Даня не дышал.
В тишине послышался звук открытия дверей лифта.