Дверь комнаты для совещаний открылась, и в зале появился Санада. Быстрым шагом прошел к своему столу, снял трубку. Убедившись, что он на меня не смотрит, я разорвал ксерокопию на мелкие кусочки, выкинул в урну и выдвинул один за другим все ящики стола. Стандартная уборка рабочего места перед тем, как оставить его навсегда…
– Эй, Хориэ! На пару слов.
Я поднялся и потащился к нему.
Доброго утра он мне решил не желать. Надо думать, из экономии времени. Только смерил меня недовольным взглядом и нахмурился еще больше.
– Ну, и сколько раз тебя предупреждать? Опять не брился утром?!
Сразу же навалилась усталость. Вроде бы и поспал немного с утра. А смертельная усталость ледяными пальцами все равно обжигала нутро. Видно, годы берут свое. Мне и в самом деле пора…
– Это вы насчет Устава образцового клерка? – как можно вежливей уточнил я.
– Тебе, дорогой мой, этим клерком еще две недели пахать! – отрезал он. – Да не кем-нибудь, а завсекцией!
– Извините, но… Разве не вы разрешили мне больше не появляться на собраниях руководства, потому что у меня накопилось столько отгулов? И разве не вы сообщили мне, что до конца месяца можно вообще на работу не выходить? Какая она все-таки странная, эта жизнь под приказом. Вы не находите, босс?
Он открыл было рот, чтобы поставить меня на место. Но, словно вспомнив о чем-то, осекся.
– Только что звонил секретарь президента, – произнес он сухо. – Меня и тебя – нас вдвоем! – хотят срочно видеть в Кабинете Номер Один.
– Вот как? – искренне удивился я. – Сам президент хочет видеть начальника отдела рекламы на пару с недоуволенным завсекцией?
– Именно так! Зачем – ума не приложу. Может, у тебя есть какие-нибудь догадки?
– Никаких, – честно ответил я.
Он тут же схватил висевший на спинке кресла пиджак, нацепил его, поправил галстук. И придирчиво осмотрел меня, явно борясь с желанием снова распахнуть свою пасть. Перед выходом из дому я, конечно, принял душ и переоделся. Но, судя по его глазкам, в моем внешнем виде оставалось еще много над чем поработать. Может, ему не нравился мой костюм за восемнадцать тысяч? Или галстук за девятьсот десять иен?[11]
Впрочем, сейчас его куда больше заботило то, что творилось на двадцатом этаже нашего небоскреба.
– Пошли! – бросил он мне и, пригнувшись, засеменил в сторону лифта.
Я наскоро оглядел зал. Завсекциями, вернувшись с совещания, таращились на меня. Все трое. Я был четвертым.
Сакума – по контактам со СМИ. Сумида – по маркетингу. Томидзава – по работе с филиалами. У каждого в глазах удивление. Перехватив мой взгляд, Сакума тут же уткнулся в бумажки у себя на столе. Сумида сделал вид, что включает компьютер. И лишь Томидзава не отвернулся. Ему тоже предложили увольняться по собственному, но он, по слухам, уперся, и ни в какую.
В отделе рекламы напитков-энергетиков – без малого двадцать человек. Четверо заведующих на такую горстку людей – явный перебор. И в целом вся компания скроена по такой же системе. Кризис секционного менеджмента. Больная тема всей пищевой промышленности. По уставу предложение о добровольном уходе должно касаться всех, кому за сорок. На самом же деле в первую голову предлагают уйти таким, как мы, – менеджерам низшего эшелона. Идеологи компании пытаются оправдать это «корпоративной логикой». Но еще немного – и результаты подобной «логики» будут неотличимы от массового увольнения.