Никогда не приходилось пробовать чай сестры, но у нее определенно хороший вкус к этому напитку.

— Очень вкусно, — поставив чашку обратно, я посмотрел ей за спину.

Из-за угла, смущенно одергивая переднички, выглядывало четверо ее подружек.

— Думаю, мы с вами поладим.

— Женя… — открылась дверь, и к нам выглянула Настя. — Пошли. Дедушка хочет тебя видеть.

Кивнув Рите, я вошел в темную, душную комнату.

— Не оступись, — сказала сестра и потянула меня за руку. — Он тут.

Дверь закрылась, и я увидел деда. Он лежал на огромном ложе под балдахином. Выглядел он очень плохо. По всему выходило, что Петру Саблину осталось недолго.

— Ага… вот и ты… — отозвался он слабым, еле различимым голосом. — А я-то думаю, что за шум там… Не мог явиться, не устроив переполоха?.. Весь в отца…

— Так получилось, ваше сиятельство, — горько ухмыльнулся я. — Как ваше здоровье?

— Паршиво, как видишь, — сказал Саблин. — Только прыгал как сурок, а теперь… Не помню… Сколько прошло времени?

— Второй день, дедушка, — сказала Настя, появившись с другого боку и взяв его за руку. — Ты упал вчера. Я так перепугалась.

— Что там слуги? Наверное, места себе не находят.

— Переживают.

— Вот и пойди успокой их, глупая. А мне… Надо кое-что обсудить с Евгением…

Настя кивнула и, поцеловав деда в щеку, выпорхнула из комнаты.

Он молчал целую минуту и смотрел куда-то вбок, словно пытался собраться с силами.

— Настя… не выйдет за Владимира Воротынского, — сказал он, наконец. — Это ошибка, и всегда было ошибкой. Господь покарал меня за нее.

Он скосил глаза на образа в углу и дрожащей рукой перекрестился.

— Вы планировали свадьбу? — спросил я.