Других никаких следов не было. Хотя, по идее, их должен был оставить Вадимка, который, как уверяла Анисимовна, прибежал именно с той стороны.

Лес стоял очень тихий, очень холодный и очень белый. Изредка раздавался громкий треск, от которого мы непроизвольно приседали и прикрывали голову руками. То казалось, что что-то сверху на нас валится, то чудилось, будто это лесник пронюхал про наше желание наломать еловых веток и дает предупредительные выстрелы. И хотя умом мы понимали, что просто деревья от мороза трещат, все же каждый раз немного пугались.

Но особую жуть нагонял неизвестно откуда совершенно непредсказуемо налетавший ветер, который качал верхушки деревьев, отчего они издавали совсем уж человеческий шепот и стон. Внизу же царило полное безветрие.

Следы, по которым мы шли, вдруг вильнули с дороги вглубь леса, сделали небольшую петлю и вернулись обратно. Из любопытства мы, под какой-то особенно тревожный треск, тоже завернули и обнаружили, что этот неведомый кто-то очень удачно почти дошел до более-менее открытой поляны. То есть до нее надо было самостоятельно прокладывать путь, но зато недалеко.

Здесь вообще не было ничьих следов: ни человеческих, ни звериных. И тишина стояла прямо-таки оглушающая, из-за чего скрип снега под нашими ногами звучал неприлично громко.

Я сразу заметила поваленную ель. Видимо, она рухнула не очень давно, — наверное, осенью, — потому что еловые лапы еще выглядели свежими. Или, может, она так хорошо сохранилась из-за снега, почти полностью покрывшего павшее дерево.

Недолго думая, я, проваливаясь в снег практически на всю длину валенок, доковыляла до ели и потрясла первый же торчащий из сугроба конец колючей ветки — снег очень легко стряхнулся.

Я предложила не париться, а сломать парочку таких лап и дуть обратно домой. Но подруга не согласилась:

— Нет, зачем нам это дранье! Нам нужно попышнее, получше!

Уперев руки в боки, София по-хозяйски оглядела полянку. Вид у нее был такой, будто она собралась, поплевав на перчатки, выдернуть какую-нибудь елочку из земли прямо с корнем.

— Эй, да тут хлеб! — вскричала вдруг Соня, да так неожиданно и громко, что я по инерции пригнулась и случайно пребольно ткнулась носом в хвою.

— Зачем в лесу целая буханка хлеба? — возмутилась такой непрактичностью Соня.

— Для зверей. Для зайцев там, лис, — терпеливо объяснила я, потерев нос, и, отряхнув еще пару веток, принялась их отламывать. — Чтобы не голодали.

— Тогда бы хоть раскрошили, что ли... Так же всем больше достанется, если не целиком, а кусками!

— Ну так и раскроши!

— Главное, ведь целый кирпич хлеба. Свежий прямо, даже снегом не присыпан.

— Может, кто зашвырнул его издали.

— Кому надо швырять в лесу хлеб, да еще издали?

— Тогда придумай сама, зачем вообще здесь хлеб. Мне, честно говоря, этот хлеб был по барабану.

Еловая ветка никак не хотела поддаваться, я и гнула ее, и дергала — толку никакого. Видно, надо было ее прихватить покрепче у самого ствола...