Джоди думает о том, какое в обед движение, а именно эти две машины оказались словно в уединении, обо всем, что осталось под вопросом. «Один или несколько вооруженных преступников». Даже их число неизвестно. Но наверняка всего двое, один за рулем, второй стрелял, вряд ли больше, это было бы излишеством, да и денег не так много. Ей неизвестно, участвовал ли в этом сам Ренни. Но Джоди показалось, что он не любитель марать руки, да и Элисон говорила о том, что кого-то будут нанимать. В любом случае, она не может представить себе этих людей. Ренни она не видела ни разу, даже на фотографии.

Ее поражает, насколько точно было просчитано время. Машина стоит на светофоре, стреляют из окна. И хотя все произошло на людях – на большом перекрестке в час пик, – машина скрылась прежде, чем кто-то понял, что случилось. Это очевидно, потому что иначе у полиции было бы описание автомобиля. Интересно. Так быстро машина могла умчаться, только если зеленый свет включился сразу же. Значит, они выжидали. Секунды летят, пистолет наготове, а они ждут того самого момента, когда вот-вот загорится зеленый и можно будет рвануть через перекресток.

Джоди как будто необходимо шаг за шагом восстановить в своем воображении это феноменальное, сокрушительное событие, в которое она до сих пор не может поверить. Она воображает себе, как Тодд выходит из офиса, идет на стоянку, садится в «Порш» и едет на север. Он останавливается на светофоре, находясь в крайней правой полосе. В правой, потому что стреляли с пассажирского места соседней машины. Встали рядом, чтобы точнее прицелиться. Чтобы без риска.

Допустим, что Тодд и преступники, стоявшие вплотную друг к другу, были у светофора самыми первыми. Тодд ничего не подозревает. У него и мысли нет, что в него целятся, он и не догадывается, что в опасности. А у этих двоих тем временем конкретного плана нет. Они импровизируют, выжидают благоприятного момента, подходящей возможности. В случае необходимости они готовы выйти из машины и преследовать жертву пешком, но, если все сложится удачно, до подобного не дойдет. Чем быстрее они все сделают, тем скорее вернутся домой и получат деньги.

Чисто случайно, исключительно по воле потока машин, получилось так, что он остановился на светофоре, и также случайно место рядом с ним оставалось свободно. Встав параллельно, они решили, что это шанс. Оценили ситуацию и стали искать путь к отступлению. Как только дело будет сделано, надо будет ехать, поэтому они смотрят и ждут. Смотрят на другие машины, на идущих прямо перед ними пешеходов, ждут, когда их поток прекратится. Смотрят на зеленый светофор, управляющий этим потоком, ждут, когда он сменится на желтый. Потом наблюдают за машинами, поворачивающими на перекрестке налево, и все еще ждут, полоумные рисковые наемники. Наконец тот, который не за рулем, который стрелял, целится, вытягивая пистолет в открытое пассажирское окно.

Сколько раз он нажал на курок? В газете не уточняется, но судя по формулировке, «один или несколько вооруженных преступников», был целый залп. Даже первые выстрелы попали в цель? Или же Тодд успел осознать опасность, понять, что происходит и почему? Джоди вдруг понимает, что ей хотелось бы этого. Чтобы он понял, что это было, что за этим стоит она, что он сам напросился. Но она сомневается, что Тодд вообще думал о ней, ведь он не привык к тому, что она ему перечит. Джоди, которая жила в его сердце, такого сделать не могла.

Она собирается лечь спать, не наведя в доме порядок, и это для нее нехарактерно. В раковине остается немытая посуда, чемодан в прихожей даже не открыт. Ее электросхемы сами собой запускают режим сна, но когда первый пласт утомления остается позади, Джоди снова оказывается на поверхности с открытыми глазами. Она видит темные контуры мебели и местоположение окон и дверей, но все это не складывается в знакомую картинку. Ее покинули все воспоминания о том, какой сегодня день, где она, что творится в ее жизни, как будто ее сознание – это стакан, из которого вылили воду. Джоди ждет, и когда все возвращается, она начинает считать, что этот провал в памяти был связан с усталостью от смены часовых поясов в сочетании с желанием вернуться в прошлое и пересмотреть принятые решения.

Ощущение надежности и оптимизм, пришедшие после прочтения газеты – ведь ни машина, ни виновники преступления не были опознаны, – уже сменились запоздалым пониманием, что статус бывшей супруги автоматически делает ее главной подозреваемой, и если ее имя до сих пор фигурирует в завещании, все будет только хуже. Джоди крайне удивлена, что ей не пришло это в голову раньше – когда они строили козни, ястребиными взглядами осматривая ее имущество, когда она убежала в тропики. Она тогда была словно в некотором трансе, самоиндуцированном гипнозе, одури, в которой желаемое выдавалось за действительное. Когда во Флориде ей позвонили, Джоди впала в панику, но то была ерунда. Тогда можно было забыться во сне или залить мозг алкоголем. А сейчас ощущения стали неприятными и колкими, как когда отсидишь ногу, как будто ее кто-то встряхнул, и кровь заискрила.

Тодд во многом был ребенком, Фрейд охарактеризовал бы это как случай задержки психосексуального развития – пятилетний мальчик с фаллической фиксацией, занятый исключительно половым самоутверждением, до сих пор влюбленный в мамочку, вымещающий это свое желание на всех женщин, само воплощение Эдипова комплекса. Фрейд Джоди никогда особо не вдохновлял, но он умел распять человека своим суждением. Скажем так, Тодд не был склонен к рефлексии, в его картине мира его собственные недостатки вообще не фигурировали. Хотя справедливости ради надо отметить, что он и на непростительное поведение других людей тоже закрывал глаза. Он всех прощал. Но это не освобождает его самого от ответственности. Джоди хотелось бы верить, что смерть заставила его посмотреть на вещи другими глазами, что даже сейчас он занят оценкой своих прегрешений – в чистилище или где еще. Но в то же время ей никак не удается отделаться от ощущения, что он смог от этого увильнуть, повернул все в свою пользу и вышел из ситуации, как всегда, безнаказанным.

Утром, когда раздается стук, она пьет кофе и читает газету. Сегодня ему посвящена всего одна колонка, в которой нет ничего нового. Джоди еще даже не высохла после душа, в махровом халате и белых хлопчатобумажных носках, она планировала, что после кофе, который должен унять головную боль, она вернется в постель и доберет сна, поскольку ночью опять лежала с открытыми глазами и бешено скачущими мыслями. Клиентов на сегодня не запланировано, никаких обязанностей нет, потому что по графику она еще во Флориде. Джоди не знает, кто стучит, но наверняка швейцар или кто-то из соседей. Остальные должны были бы позвонить из холла. Ну, так она думает, поскольку забыла, что у полицейских особые привилегии.

Детективу, коренастому мужчине с квадратным лицом, глазами цвета чернозема и прямыми линиями бровей, лет где-то под сорок. Под расстегнутым пальто коричневый костюм, голубая рубаха и галстук в бескомпромиссную косую полоску. Джоди понимает, что он человек семейный – даже раньше, чем замечает кольцо на пальце – у него трое-четверо детей не старше двенадцати и жена, которой нравится жить в безопасности, которую он, несомненно, обеспечивает.

– Мисс Джоди Бретт? – спрашивает он.

Она кивает.

Он достает бумажник, раскрывает его и вытягивает на уровне ее глаз, чтобы Джоди могла прочесть, кто перед ней.

– Сержант уголовной полиции Джон Скиннер. Можно войти?

Джоди отходит в сторонку, пропуская его в прихожую.

– Простите за беспокойство в столь ранний час, – говорит он, имея в виду, что она еще в банном халате. – Позвольте выразить соболезнования. Мне рассказали, какое на вас впечатление произвели эти новости. Плохо, что пришлось сделать это именно так – я имею в виду, по телефону. Мы связались с полицией Джексонвилля, но произошли некоторые накладки.

– Это вы со мной разговаривали? – спрашивает Джоди.

– Нет, мэм. Вам звонил Дэйви. Но он рассказал, в каком вы были шоке.

У нее в голове мелькает коварная мысль, что, упав в обморок, она завоевала некоторое сочувствие, так что, возможно, именно поэтому он с ней так преувеличенно вежлив. Джоди проводит детектива в гостиную, на данный момент очень красиво освещенную утренним солнцем. Он показывает на вид из окна.