— Лекция отменяется, — сказала она. — Там на двери записка.
Мэри заглянула в тускло освещенное фойе Восточного зала. В другой день она бы радовалась тому, что весь остаток дня у нее свободен — ей предстояло прочесть еще пять глав «Стеклянного города», — но сегодня Мэри очень хотелось поговорить с Уильямсом о снимках и странном телефонном звонке. В это время корпус был пуст — до начала занятий в 16.00 оставалось еще много времени, а последняя лекция закончилась всего пятнадцать минут назад.
«Оставлю ему записку под дверью», — решила Мэри. Несмотря на то что профессор ни разу не давал своих контактных данных, она не сомневалась, что его кабинет находится на кафедре философии, которая располагалась на верхнем этаже этого корпуса.
Мэри преодолела три лестничных пролета и встретила других студентов, посещавших лекции Уильямса. Среди них оказался Брайан Хаус. Он спускался, прыгая сразу через три ступеньки.
— Ты в курсе? — спросил он, запыхавшись.
Мэри ответила, что да, но Брайан уже скользил вниз по перилам и, издав радостный возглас, исчез за поворотом.
Верхний этаж учебного корпуса казался иным миром. По бокам выстроились кабинеты профессоров, а в коридоре в удобных креслах сидели студенты, ожидая вызова. Царившую здесь атмосферу дополняло жужжание ксерокса. Мэри пошла вдоль стены, изучая имена на дверных табличках. Достигла конца коридора и развернулась к западной стороне здания, где второй лестничный пролет вел прямиком в библиотеку имени Ормана. В конце коридора Мэри остановилась перед открытой дверью. Едва она переступила порог, чтобы прочесть имя на табличке, как раздался чей-то голос:
— Вам помочь?
Мэри вздрогнула. Она попятилась из кабинета, как будто совершила какой-то проступок. Нарушила закон.
— Вы ищете доктора Уильямса? — спросил голос. Мэри украдкой заглянула в кабинет и увидела молодого человека. Он стоял перед книжными полками в дальнем углу помещения со стопкой учетных карточек в руке.
— Да, — ответила Мэри.
— Сегодня его не будет. Что-то стряслось с его сыном.
Повернувшись к полкам, незнакомец что-то пометил на одной из карточек, а затем, посмотрев на Мэри, произнес:
— Простите. Я Трой Хардингс. В этом семестре я буду ассистентом доктора Уильямса.
Он подошел к Мэри и протянул руку. Они обменялись рукопожатиями. Трой был высок, худощав и двигался как-то неуклюже. Розовая кожа на его коротко стриженной голове казалась нездоровой.
— Хотите оставить ему записку? — Он кивнул на листок бумаги, который Мэри заблаговременно вырвала и теперь неуверенно сжимала в руках.
— Вы можете оставить записку мне, а я позабочусь о том, чтобы профессор ее получил.
— А-а, — сказала Мэри, — ну хорошо.
Она вышла из кабинета и, прижав листок к стене, написала «Проф. Уильямсу», но поверхность оказалась шероховатой, и писать ровно было непросто. Пройдя чуть дальше по коридору, Мэри присела на кресло рядом с приемной другого преподавателя. Для удобства она положила листок на «Стеклянный город». Записывая послание, Мэри заметила, как Трой вышел из кабинета и скрылся за дверью какого-то помещения в дальнем конце коридора, недалеко от выхода.
Вдруг девушку посетила неожиданная мысль. Она встала и направилась в кабинет Уильямса. Трой оставил включенной лишь одну настольную лампу, отбрасывавшую тусклое свечение на книжные полки. Мэри хотелось бы рассмотреть книги, но до прихода ассистента оставалось не так много времени. Она положила записку (немного незаконченную, ведь написала Мэри, естественно, меньше, чем хотела: только то, что касалось Саммер Маккой, и ни слова о гипотезе относительно Свина и Полли, которую обдумывала) на стол профессора, внимательно изучая его поверхность. Что она искала? Мэри сама не знала. Но и уйти не могла. Теперь, подобравшись так близко к Уильямсу, должна ведь она отыскать хоть что-то? Коли уж хватило смелости зайти так далеко. Например, почту профессора. На полках стояло несколько кофейных кружек. На стене висел портрет Эйнштейна с заголовком «Он не умел завязывать шнурки». Ничего важного Мэри не нашла, и оставалось только залезть в ящики стола. Она пробежала глазами по заголовкам книг — учебники по логике, философские трактаты с потрепанными корешками, целая полка трудов Джона Локка. И больше ничего. Мэри стало стыдно за себя, за…