На секунду мне даже стало ее жаль. Все равно ведь ничего не выйдет. А если бы и вышло? Спать с нелюбимым мужчиной ради власти, рожать от него детей... То же, что Юниа заставила сделать свою дочь. Любила ли она Айгера в юности – хоть немного? Я снова вспомнила то, что досталось мне от нее. Желание, страсть – да, это было, но любовь ли?
И тут же всплыло в памяти уже мое. Наше со Славкой. Как он сел рядом со мной на лекции по истории Дании. Как мы кормили ректорских уток на Университетской набережной и первый раз поцеловались. Как однажды летом выбрались на крышу общаги и встречали там рассвет, а потом занимались любовью. Такие теплые, светлые воспоминания… Потом я больше уже никого не любила – не считая, конечно, Айгера. Я бы попыталась исправить свою ошибку, глупую, подлую, если бы Славка не погиб. Если бы смог меня простить. Юниа действительно мой темный двойник. У нее была возможность, но не было желания что-то исправить.
А еще я снова подумала о ехидстве судьбы. Не только по отношению ко мне, но и в целом. Если вдруг Юнии удастся переспать с Айгером и предоставить его тело в пользование колдуну, ей придется терпеть своего драгоценного в облике мужчины, с которым когда-то ее связывала если не любовь, то хотя бы секс. Но если получится иначе, ведь и Айгеру придется терпеть меня в теле женщины, которую он когда-то любил.
Юниа стояла рядом с Айгером и сияла, наслаждаясь своим триумфом. И то же самое исходило от Йоргиса. Но торжество было недолгим. Как только Айгер объявил, что свадьба откладывается и что Юниа отправится с ним в паломничество, ее общее с Йоргисом моночувство сменилось целым фейерверком негатива. Гнев, досада, разочарование. Короче, я получила массу удовольствия. Хотя Юниа в качестве невесты Айгера нравилась мне еще меньше, чем раньше.
У него был вполне довольный вид, а вот Юниа до конца ужина сидела рядом и изо всех сил пыталась улыбаться. Но получалось как-то кривовато. Видимо, обдумывала перспективу. И ехать не хочется, и не откажешься. Время от времени она бросала взгляды в сторону Йоргиса, но тот, видимо, решил, что лучше от греха подальше спрятаться в тину, и упорно смотрел в тарелку.
После ужина Айгер подал Юнии руку, за которую та с готовностью уцепилась. Возможно, на что-то рассчитывала, но все ограничилось целомудренным поцелуем в щеку и пожеланием спокойной ночи у двери ее покоев.
- Почему ты больше не зовешь меня Юнной? – игриво спросила она.
- Потому что Юнна осталась в прошлом, - холодно усмехнулся Айгер. – Надеюсь, ты не рассчитывала, что я буду любить тебя снова? Сначала по требованию Тайного совета я женился на твоей дочери, теперь… женюсь на тебе. Что ж, тарис – самое бесправное существо в этой стране, ему приходится жертвовать собой ради общего блага. Не я первый, не я последний. Да, я благодарен тебе за спасение моей жизни, хотя не думаю, что ты сделала это для меня. Скорее, как обычно, преследуя свою выгоду. Но моя благодарность вовсе не равносильна любви. Да и не думаю, что она тебе нужна. Ни любовь, ни благодарность.
Юниа молчала, надув губы, а я готова была аплодировать стоя. Если бы, конечно, могла стоять и аплодировать. Чем больше я узнавала Айгера, тем больше восхищалась им. И понимала, насколько тяжело ему было до того самого момента, пока не узнал, что тянуло его совсем к другой Юнне – не той, что прежде.
- Оставь мне щель, - шепнула я Айгеру, когда он повернулся, чтобы уйти. – Я тут немного понаблюдаю.
Юниа злобно хлопнула дверью, а я повисла под потолком, ожидая, не появится ли Йоргис. Но он, видимо, решил, что теперь осторожность нужна как никогда. Если уж в замке было полно любопытных глаз и ушей, то во дворце и подавно. Заметь кто-нибудь его входящим ночью в комнату невесты тариса… Не только в нашем средневековье супружеская измена королевы приравнивалась к государственной, а невеста – это, считай, уже почти жена.
Я заскучала и вернулась к Айгеру, просочившись в узкую щелочку. Он лежал в постели, но еще не спал.
- Мне без тебя не уснуть, - пожаловался он.
- Я бы спела колыбельную, но ты ведь все равно поймешь только смысл, а не услышишь саму песню.
- Мне так спокойно, когда ты со мной. Закрываю глаза и представляю тебя рядом. Нет, не ту, которую пришлось объявить своей невестой, - предупредил он мою очередную горькую мысль. – Ту, которая была рядом те четыре дня. Скажи, ты ведь смотрела на себя в зеркало, неужели не заметила разницу между собою и Юнией?
- Знаешь, когда она встала с постели, голая, и вы с Йоргисом на нее таращились, я как раз подумала, что она невероятно красива. И что я в зеркале видела себя как-то иначе.
- Юнна, не знаю, на что там смотрел Йоргис, но я – на ее лицо. И удивлялся, что она стала прежней. Тебе не показалось. Видимо, душа как-то влияет и на лицо. Когда все говорили, что ты изменилась после того, как чуть не погибла в горах, имели в виду не только твое поведение. Помнишь, я сказал о близнецах? Иногда они могут иметь абсолютно одинаковые черты, и все же никто их не перепутает. Юниа – жесткая, холодная и ослепительно красивая. Ну что я говорю, сама знаешь. А ты была… может, не такая безупречная, но мягче и привлекательнее. Намного. И когда я думаю о тебе, представляю именно эту Юнну.
- Скажи, - пока он не уснул, мне хотелось спросить о том, что было для меня очень важно, - если бы она пришла к тебе… ну, когда ты только стал тарисом… и ты бы понял, что она все-таки любит тебя, что сделала ошибку, но хочет ее исправить, ты смог бы ее простить?
Айгер молчал долго, и я уже подумала, что он все-таки заснул. Но, вздохнув тяжело, он ответил:
- Не знаю, Юнна. Может быть. Старая любовь – она как огонь. Тлеет очень долго. И если подбросить дров… Если бы тогда что-то почувствовал… Но нет, ничего. И теперь остались только угли. Мне даже вспоминать не хочется, что когда-то ее любил. Знаю, ты удивляешься, как я вообще мог любить ее – такую. Но мы с ней выросли. К тому же тогда она еще не была такой, как сейчас...