Гробовщик встал перед окном, всмотрелся вдаль, помахал рукой кому-то невидимому и, не оборачиваясь, произнес:

– Ролик, у стены валяются два куска брезента. Также у нас здесь находятся два мертвых человека, и мы ждем гостей, один из которых не должен такое видеть ни при каких обстоятельствах. То есть я хочу, чтобы эти тела были прикрыты. Немедленно. Ты меня понял?

– Сей момент, Гроб, считай, что уже сделано.

– Вот и хорошо, я знал, что ты всегда рад помочь. Карат, ты похож на контуженного. Хорошо меня слышишь?

– Если скажешь, что прямо сейчас мне придется сдать экзамен на настройщика роялей, знай, что я могу его провалить.

– Ну что ты, я всего лишь хочу тебе кое-что рассказать и также хочу быть твердо уверенным, что ты ничего не пропустишь.

– Я слушаю.

– Мой отец был алкоголиком. Его регулярно кодировали, и он с такой же регулярностью срывался. При этом сам он говорил, что пить ему в такие моменты не в радость, водка становится невкусной, вызывает омерзение, но он способен перебарывать себя, пить ее через силу. Меня очень настойчиво попросили принять участие в мероприятии, которым командует Наган. Согласившись, я был вынужден в том числе согласиться на одну внешне безобидную процедуру. Есть такое умение, его носитель как бы кодирует пациента, прививая его психике невозможность причинить вред определенным людям. Действует не навсегда, но пока не вышел срок, считается, что ты даже чихнуть в их сторону не способен. При моей неоднозначной репутации неудивительно, что даже некоторые наниматели вынуждены подстраховываться. Таким образом, Скат и Султан верили, что с моей стороны им ничего не угрожает. Но они ошибались, я сын своего отца и тоже умею переступать через себя. Не могу сказать, что мне это нравится, но «невкусную водку» местного разлива перетерпеть могу. Благодарить тебя за Ската и Султана не буду, ты был заинтересован в их смерти не меньше меня. Просто ты должен знать, почему я не стал этим заниматься лично. У меня была альтернатива, не сопряженная с неудобствами, и я ею воспользовался. Ролик, поправь брезент, чтобы кровь прикрывал.

– Она еще дальше растечется.

– Поправь так, чтобы не растекалась. Пожалуйста, Ролик, – последнюю фразу Гробовщик произнес с нехорошим нажимом.

– Да не вопрос, Гроб, сделаем.

– Сделай. Хорошо сделай. А то неудобно перед людьми. Ладно, не буду тебя отвлекать, действуй. А к тебе у меня есть разговор.

Ни к кому не обращается, но понимать, кого имеет в виду, несложно.

– Раз надо, значит, поговорим, – сказал Карат, изо всех сил пытаясь въехать в ситуацию.

Такое впечатление, будто он бездарный актер, напрочь позабывший или даже вообще не учивший роль. Все вокруг бегают, что-то делают, реплики свои говорят, трюки исполняют, а он посреди всего этого бездарно импровизирует, тщетно силясь понять, какие черти занесли его на съемочную площадку и что им от него надо.

Да он даже понятия не имеет, что за фильм здесь снимают, не говоря уже о большем.

Кот, забежав в дверной проем и не подарив Карату ни одного, пусть даже самого презрительного взгляда, начал с интересом принюхиваться к разбросанной по грязному полу лапше.

Заскочившая следом Диана порадовала больше – запрыгнула на шею и, не обращая внимания на дурной запах и мрачность обстановки, рассмеялась с искренней радостью ребенка лет пяти.

Карат, продолжая тщетно силиться умом понять происходящее, родил очевидный вопрос:

– А где Шуст?