Заточение

У Генри Грея отобрали и сожгли всю одежду и обувь. Его отмывали так долго, что кожа порозовела и начала саднить. А теперь он заперт в лазарете. Койка узкая и жесткая, обитые мягкой материей стены настолько заглушают внешние звуки, что его собственное дыхание звучит раздражающе громко. Но больше всего Грея выводит из себя отсутствие окон. Он умолял оставить его в собственном купе, обещая ни при каких обстоятельствах не выходить до окончания карантина, но капитан и врач были непреклонны.

– Это для вашей же безопасности, – объяснял врач. – Поскольку вы находились без шлема на открытом воздухе, а также в воде.

– Уверяю вас, я чувствую себя совершенно здоровым.

Но врач сосредоточенно занимался измерением его черепа, пускал кровь и светил в глаза фонариком.

– Всего лишь предосторожность, – повторял он.

Он носил защитную маску, закрывающую рот, и пахло от него обеззараживающим раствором. Позже Грея навестили консультанты компании; правда, стояли они за дверью и говорили с ним, чуть приоткрыв смотровое окошко. В замысловатых бюрократических выражениях Вороны принесли извинения за временные неудобства и напомнили о том, что перед отъездом он подписал документ, освобождающий компанию об ответственности за любые последствия его пребывания на открытом воздухе. Затем они принялись задавать вопрос за вопросом о том, как Грею удалось выйти из поезда, кто ему помог и что он собирался делать, но он гордо выпрямился и заявил, что англичанина запугать невозможно.

И вот теперь он один. Остается надеяться только на девушку, которой хватило смелости забрать его куртку почти сразу же после возвращения в поезд, когда все смотрели на огромное существо, вышедшее из леса. Он без лишних слов протянул ей куртку с отяжелевшими от бесценных образцов карманами. Девушка исчезла и вскоре вернулась с пустыми руками. Удивительно, что спасение явилось ему в таких неожиданных формах: щуплая девушка из поезда и существо из Запустенья.

Он вытягивается на жесткой койке и снова ощущает холодную воду вокруг себя. Над ним кричат птицы. Возможно, они ослеплены солнечными бликами на воде, вот и не видят его. Их острые клювы неистово ныряют, но он уже исчезает, тонет. Водоросли тянутся к нему, обвивают запястья и лодыжки, тащат в темноту, куда не пробивается солнце. И вдруг его обхватывают сильные руки, водоросли превращаются в темные, сверкающие под водой волосы, затем сворачиваются вокруг него гладкими завитками и вытаскивают на воздух, к твердой земле, возвращая к жизни. В своих воспоминаниях он открывает глаза, но солнце и тень делят лицо спасительницы на разрозненные части, никак не складывающиеся в целый образ. Грей вскрикивает от отчаяния и через мгновение слышит щелчок открываемого смотрового окошка, на этот раз другого – в стене, отделяющей его от кабинета врача.

– Доктор Грей, вы хорошо себя чувствуете?

Он открывает глаза и видит лицо врача, смотрящего на него сквозь решетку.

– Просто дурной сон, – следует короткий ответ.

Слышится шелест бумаги – врач переворачивает страницу блокнота.

– Вы можете его описать, доктор Грей? Что угодно, любую деталь.

Врач старается не выдать возбуждения. Маленькие глазки с жадностью следят за пациентом, доводя того до тошноты.

– Ну хорошо. Я помню кое-какие подробности, только очень смутно.

– Хоть что-нибудь, доктор Грей, хоть что-нибудь. Пока вы не забыли.