— Я ему на мобильный звонила, — говорю, — он им пользуется.

— А его коллегам ты не звонила?

— Нет.

— Так я и думала.

Маргрете выдыхает, быстро и энергично: вот она и решила мою проблему.

— Так позвони им, — говорит, — или съезди туда. Он наверняка на работе. Сигурд такой ответственный человек, работает без устали, да ты и сама знаешь…

— Да, — растерянно говорю я, — к тому же большинство пропавших сами находятся в течение двадцати четырех часов.

Маргрете не удостаивает меня ответом, и я осознаю, что такой поворот темы ей не нравится.

— Позвони мне, когда свяжешься с ним, — говорит она еще более скупо, чем обычно. — Ну пока, жду звонка.

Я завершаю разговор и, подняв голову, вижу, что рядом стоит Анника с сыном на руках и оба они не сводят с меня глаз.

— Сигурд пропал? — спрашивает Анника, и в ее голосе я слышу тот страх, который изо всех сил пыталась закамуфлировать в своем.

Я сижу на пассажирском сиденье, а Анника выруливает из тупика на дорогу пошире. В запутанном конгломерате путей, проложенных через их жилой комплекс, разобраться постороннему нет ни малейшего шанса. Мы едем в полицию. Когда я рассказала Аннике о случившемся, она не стала медлить ни секунды. Я старалась подбирать слова так, чтобы подать всю историю как можно менее драматично; повторила слова дамы из полиции, что, мол, большинство находятся; я твержу эту фразу, как мантру. Наверняка все объясняется просто и обыденно.

Поахав, Анника сказала:

— Выброси из головы чушь, что они тебе наговорили, Сара. Поехали, подашь заявление.

— Но она сказала… — начала было я, но не договорила: сама услышала, насколько беспомощно это звучит, насколько послушно я подчиняюсь системе.

— Они так говорят, потому что им можно, — заявила сестра, хватая ключи с кухонной полки, — но если ты заявишь о его пропаже, они будут обязаны открыть дело. Поехали, я с тобой.

Рукой, свободной от ребенка, она сдернула со стула куртку и вышла в сад. Анника впечатляет, когда решит действовать. Теперь каждый ее шаг, каждое движение рук целенаправленны, и я, едва поспевая за ней, ощущаю слабый отзвук того чувства защищенности, которое помнится мне с детства: теперь Анника все уладит. Я стояла на веранде и наблюдала, как она крикнула Хеннингу, все еще сидящему на дереве, что ей с Сарой нужно съездить в полицию, а потом дала мужу логистические указания.

— Ничего не случилось? — спросил сверху Хеннинг. Со своего места я видела только его ноги, но голос слышала ясно и отчетливо.

— Надеюсь, — решительно отрубила Анника.

Когда Хеннинг слез с дерева, младший сын был передан на попечение отцу, и теперь мы с сестрой едем в семейной «Хонде», лавируя по одной, потом по другой улочке.