— Речь о взрослом человеке?

— Да, это мой муж, значит; ему тридцать два, вот.

— Понятно. Вы, конечно, можете приехать сюда и подать заявление, но мы всё равно сможем подключиться к этому делу только по прошествии двадцати четырех часов.

— Да, конечно.

Не знаю, что еще сказать. Двадцать четыре часа. Пропал, объявлен в розыск.

— В огромном большинстве случаев пропавшие отыскиваются в течение нескольких часов, — говорит дама, вроде бы уже дружелюбнее. — Как правило, оказывается, что люди не поняли друг друга, договариваясь, или в памяти у них что-то неверно отложилось…

Я покашливаю.

— Он оставил сообщение на моем автоответчике. Сказал, что он уже вместе со своими друзьями. А они говорят, что его там не было.

— М-м-м, — говорит она. — Ну что же, как я и говорила, так часто бывает, что люди друг друга неправильно поняли.

Компактная рубленая фраза: он уже вместе со своими друзьями. Конечно, это звучит как недоразумение.

— Да, понимаю. — Надо объясниться четче. — Но, видите ли, он сказал, что уже там, а они говорят, что его там не было. Значит, тогда, ну, или он говорит неправду, или они.

— Да-да, — говорит женщина; слышно, что она воспринимает меня как туповатую бабенку, жертву то ли шутки, то ли похода налево, слишком глупую, чтобы до нее дошло. — Да, в этом не так просто разобраться, но в любом случае, когда речь идет о взрослом человеке и ничего чрезвычайного не произошло, мы ничего не предпринимаем, пока не пройдет двадцать четыре часа. Так что вам лучше перезвонить попозже. Если, конечно, за это время он не объявится сам.

— Ну хорошо.

— Большинство находятся сами. Я вам говорила.

Кладу трубку. Ничего чрезвычайного. Это что же должно случиться? Я так и сижу в халате на постели.

Душ в какой-то степени приводит меня в чувство. Потом я заклеиваю пластырем большой палец на ноге. Одеваясь, думаю: а она ведь права, эта женщина. Большинство находятся сами. У полиции есть опыт в подобных делах. Они знают, о чем говорят. Мне надо успокоиться. Уж я-то, так успешно разруливавшая чрезвычайные ситуации на работе — оказать первую помощь, успокоить разбушевавшегося ребенка, отвезти в больницу на такси суицидального подростка, — я умею сохранять присутствие духа. Это одна из моих сильных сторон.

Я позволила себе распуститься. Ведь Ян-Эрик неустойчив по натуре, высмеивает всё и вся, для него нет ничего святого; ведь это, собственно, проявление неуверенности в себе? Из-за этой неуверенности он куксится при малейшем дуновении ветерка… Томас; ну ладно, Томас — разумный человек, но Ян-Эрик и его мог сбить с толку. Или Юлия. Да, конечно, человек, который мог жениться на ней, податлив внешним воздействиям.

Но я-то сильная. Должна была держать себя в руках. Может, подействовала встреча с Трюгве, может, бутылка вина… Конечно, странная эта история с сообщением на автоответчике, но ей наверняка найдется объяснение. Надо только расслабиться. Выждать, пока все не устроится само собой. Сигурд найдется, всё разъяснится…

Нехорошо, что я выставила Юлию. Вышло грубо. Не совладала с эмоциями, конечно; я же еще плохо соображала, только проснулась, накануне выпила… Да что там, из песни слова не выкинешь: вчера я была в подпитии, вот и вышла из себя. Она застигла меня тепленькой. В прямом смысле слова. Я вспылила. Я по натуре скрытна, и мы с ней не близки. Надо послать ей эсэмэску, извиниться…

Делаю глубокий долгий вдох. Да. Уже лучше. Чувствую только легкое беспокойство, так, тяжесть в животе. В остальном всё нормально. Расслабиться. Сегодня суббота. Займусь тем, чем и собиралась.