Звон серебряного колокольчика сплетался в мелодию с переливами пастушьей свирели. Клеопатра зачарованно слушала. Малыш, засыпая, щупал обнаженное плечо кормилицы. Он был сыт, ему тепло, сухо и спокойно. Он устал, но мама песней объяснила ему, как отдохнуть. Глаза закрылись сами собой, и он ровно засопел.

"Мама..."

Клеопатра вздрогнула.

"Это ведь я – мама!"

Почему же у нее на руках мальчик выгибается и плачет, а у этой девушки, все достоинство которой – полные груди, спокойно спит? Это ведь не она рожала ее обожаемого мальчика. Боги, почему так?!

Стараясь не шуметь, Клеопатра вышла из покоев на балкон гинекея. Внизу, во внутреннем дворике, тихонько журчал маленький фонтан в центре обложенного мрамором бассейна.

В Пелле был такой же и даже фигура рыбоногого Тритона, трубящего в раковину, похожа. Только в Пелле еще стояли рядом ее качели с резным кипарисовым сиденьем, подвешенным на цепочках, увитых плющом. Она качалась, смеялась, бегала наперегонки с Кинаной, а с балкона за ними без улыбки наблюдала чужая женщина. Ее мать...

"Неужели и мне такая же судьба?"