«Точно, Макс говорил что-то вроде того, что у Колобовой есть друг сердечный. Денис Кравцов, кажется. А тебе, милый мой, Денис этот не нравится! Никак ревнуешь?!» — весело отметил про себя Вовка.

— И что — жених?

— Не знаю, — буркнул Воронцов, — Я с ним водку не пил. Просто как-то раз зашел к Полинке вечером перед Новым годом — мы с ней иногда по вечерам чай пили, чашки били, по-турецки говорили, а тут — он. Ну, третий, как известно, лишний. Вышел я за дверь, а он тут же начал меня грязью поливать. Главное, Поля ему объясняет, а он даже слушать ничего не хочет. Просто слова не давал ей сказать.

— Вы подслушивали? — удивленно приподняв брови, спросил Вовка.

Ему отчего-то все больше и больше нравился этот белобрысый, худющий Дмитрий Евгеньевич. Было в нем что-то располагающее, открытое, бесхитростное.

— Какое там! Ой, блин! — махнул он с досадой рукой, и тут же сшиб на пол кружку с чаем. — Тут даже глухой бы услышал — так он орал! За Польку обидно очень было, — рассказывал он, неуклюже вытирая кафельный пол бумажным полотенцем и собирая осколки. — На этом наши с ней чайные посиделки и закончились, — он грустно усмехнулся.

— Почему?

Воронцов с искренним удивлением уставился на Емельяненко, как на слабоумного:

— Ежу понятно, что этот ее жених против нашей дружбы. Зачем же мне Польку подставлять. Она сделала свой выбор и не мне ее судить, — пожал он плечами. Глаза его в тот момент сделались очень грустными и какими-то безнадежными.

«Эх, Воронцов, Воронцов! — подумал про себя Емельяненко, — Дурак ты! Вот если бы у меня мою Катьку кто-нибудь попытался увести, я бы ему тут же рога пообломал!»

— Ясно, — сказал он вслух, — Я правильно понимаю, у Полины Тимофеевны больше никаких родственников не было?

Воронцов покачал головой:

— По крайней мере, я ни о ком не слышал. Отец их бросил, когда Полька еще совсем маленькая была. И куда он потом делся, понятия не имею.

— А что вы можете сказать о других знакомых Полины?

— Честно говоря, я никого, кроме Ленки Куприяновой и не знал никогда толком. Вроде была еще какая-то Ольга, в нашем дворе жила. Потом она куда-то переехала. А больше никого не припомню. И вообще, я чай пить к Полине ходил, а не к ее подругам.

— Хорошо, Дмитрий Евгеньевич. А где вы были двадцать первого марта около семи вечера?

Воронцов задумался, потом залез в сумку и выудил оттуда пухлый органайзер,[6] из которого выглядывало множество разноцветных закладок и стикеров.

— Двадцать первого? Так, посмотрим! А, ну точно! — воскликнул он и смешно взъерошил свои светлые, и без того лохматые, волосы. — В этот день меня вообще в Москве не было. Партнеры попросили меня им с оборудованием помочь, и я на пару дней уезжал в Питер. Кстати в то утро я Полю в окне видел. Я уже как раз ехать собирался, к машине вышел. Глаза поднял — в окне она. Знаете, мне почему-то кажется, что моя командировка так удачно прошла именно потому, что мне Полина помахала. Глупость, да? — усмехнувшись спросил он.

Вовка пожал плечами.

— Вернулся я только двадцать третьего. Честно говоря, вы меня и сегодня дома случайно застали, я приехал за бумагами, которые забыл утром, а тут — вы.