— Знаешь, у них ведь почти все получилось. Никто не мог предположить, что именно в этот вечер к Полине заглянет ее соседка, которая, на свою голову, выхлебает всю воду из графина. Кстати, на склянке, которую мы нашли под столом, есть только отпечатки самого Кравцова. Опять ничего, что указывало бы на Сабурову. Ампула без маркировки и указания препарата. Какая-то очень сильная химия, вызывающая остановку сердца. Без цвета, без запаха. Обычно хватает семи-восьми капель, чтобы с гарантией отправить человека к праотцам. Думаю, что Сабурова приобрела ее еще в Америке.
— И что теперь?
Макс пожал плечами.
— Ничего. Полина вступит в права наследства, Кравцова осудят за убийство, а Ольга…. Не думаю, что мы что-нибудь сможем сделать.
Воронцов неуклюже собрал грязную посуду и сунул в раковину. Макс широко и громко зевнул.
— Ну, что, спать, майор? Я тебе постелил в маленькой комнате. Если в душ пойдешь — полотенце на стиральной машинке. Найдешь?
— Найду.
— Слушай, а как там Ленка? — вдруг ник селу ни к городу спросил Митька, — Ты у нее бываешь?
Королев помолчал, а потом поднял глаза и твердо проговорил:
— Знаешь, Воронцов, я женюсь на ней.
Из-за тучи вышла любопытная, ярко-желтая, круглая, как блин луна и, хитро улыбнувшись, подмигнула Максу.
Эпилог
Она медленно подошла к дому. Вокруг кипела жизнь, совсем новая, наполненная простыми житейскими радостями, звенящая легким апрельским ветром, веселыми детскими голосами и птичьим гомоном. И в этой новой весенней жизни ей совсем не осталось места. Нет больше надежды, нет сил цепляться, карабкаться, бороться, бежать, срываться и опять падать, разбиваясь в кровь. В какой-то момент все стало безразлично… Только страшная усталость, одиночество и опустошение…
Ольга зашла в подъезд и тяжелыми, шаркающими шагами направилась к лестнице. Мимо нее, топая и вереща, промчалась ватага ребятни, пиная перед собой подпрыгивающий на ступеньках новенький футбольный мяч. Она посторонилась, пропуская веселую толпу и невесело улыбнулась.
В квартире гулял сквозняк. «Такой же, как поселился в моей душе» — подумалось некстати.
Ольга взглянула в зеркало. Осунувшееся, болезненно-худое лицо, впалые щеки, темные тени у висков и потухшие блеклые глаза. С силой сжав кулаки, она размахнулась и изо всех сил ударила по своему отражению. В тот же миг тысячи сверкающих, острых, как бритва осколков усеяли пол. Совершенно обессилив, она опустилась на колени, прислонилась в стене и тихо завыла.
Пустота. Огромная зияющая пустота, черная дыра, точка невозврата, которая манит к себе, как призрачный, гиблый болотный огонек.
Когда она наконец нашла в себе силы подняться, в доме напротив уже зажглись окна. Ладони были сплошь усеяны хаотичными мелкими порезами из которых сочилась кровь, но она совсем не чувствовала боли. Ольга прошла в ванную и встала под душ. Что ж решение принято. И это, наверное, самое правильное и самое лучшее, что может случиться.
Через час она вышла в комнату и увидела себя в отражении темного окна. Черное платье в пол, высокие каблуки, воздушный шарф, нежно обнимающий изящную шею. Не зажигая свет, она достала бутылку красного вина, высокий бокал на тонкой хрупкой ножке и маленький пузырек. «Кто бы мог подумать, что и он пригодится так скоро», — подумала она мимоходом, и даже удивилась собственному равнодушию.
Длинный тонкий палец легко нажал клавишу музыкального центра и колонки взорвались трелями скрипичного соло.