Тот метнулся к тумбочке и вытащил початую пачку чая и красно-коричневую банку, на дне которой сиротливо болталось штук десять коричневых гранул.

— Чайку, товарищ полковник? Кофе кончился, — предложил Вовка, наливая чайник.

Горелин кивнул — мол, давай, что есть. Он потер грудь с левой стороны и сунул под язык белую таблетку. Сейчас он был похож на большого, обиженного жизнью, старого бульдога: морщинистое лицо, обвисшие щеки, седые усы и грустные усталые глаза под косматыми бровями.

— В общем так. На днях в полицию Мюнхена поступило заявление от некой гражданки Шнайдер. Ее дочь, Марика Шнайдер, пропала почти три недели назад. Дело осложнилось тем, что эта самая дочь жила не с родителями, а с мужем в Австрии, но с матерью связи не теряла, звонила регулярно, навещала, помогала, в том числе — материально. Некоторое время назад, а точнее в феврале этого года, супруг ее скончался от обширного инсульта, вроде как он был сильно старше своей жены. Дьдька этот был весьма и весьма состоятельным, но все свое состояние завещал не ей, а дочери. Что там и как я не знаю, какая-то темная история, но почти сразу после этого фрау Шнайдер исчезла. Не знаю уж, какие связи у родителей этой самой Марики в полиции, но дело пошло быстро. Выяснилось, она ни с того ни с сего улетела в Москву. Причем никому об этом ни слова не сказала.

— А почему именно в Москву? Что ей здесь было нужно-то? — удивленно спросил Емельяненко, и поставил на стол три разнокалиберные кружки. В каждую, от щедрот, положил по свежему пакетику черного чая и залил кипяток.

Макс, в свою очередь, выдвинул ящик стола и вытащил оттуда пачку кускового сахара и початую пачку печенья — проявил гостеприимство.

— Ну да, забыл сказать. Семья Шнайдер в бородатом восемьдесят четвертом уехала навсегда из России на ПМЖ в Германию, а до этого проживала в столице нашей Родины.

— И вы хотите сказать, что у девочки, которой на тот момент было всего пять-шесть лет, вдруг разыгралась ностальгия? Чушь! — фыркнул Вовка.

Горелин пожал плечами и осторожно подул в кружку.

Королев достал еще одну сигарету и вновь закурил. Под потолком уже плескалось бесформенное сизое облачко, хвостик которого тянулся к окну и исчезал в открытой форточке.

— Это я у вас должен спросить, граждане сыскари! Что Шнайдер делала в Москве? Почему и за что ее подстрелил этот, как его там? Сысоев, кажется? Ты, Королев, майор полиции или менеджер по влажной уборке? — неприязненно пробурчал Горелин. — Докладывайте, что у вас нового?

— Ромка Егоров недавно звонил. Говорит, что ему удалось узнать адрес, где в последнее время проживал Сысоев. В данный момент ведет наблюдение. Как только Сысоев появится, он вызовет группу, — проговорил Емельяненко.

— «Как только появится!» — передразнил Горелин. — А если он на дно заляжет? Если у него теперь есть деньги, то он вполне мог вообще уехать из Москвы. Об этом вы подумали? Плохо работаете. Очень плохо. Надеюсь, теперь вы понимаете, что это дело для нас выходит на первый план. Как-никак международный уровень. Что ты все молчишь, Королев? — полковник поднял тяжелый взгляд на Макса. — Между прочим, это из-за тебя мы вляпались в это дерьмо по самое не хочу!

— Как вы говорите, ее зовут? Шнайдер?

— Марика Шнайдер.

— Стоп, товарищ полковник. Вы говорили, что она была замужем, так?

— Ну, была. К чему ты клонишь-то, Королев?

— А разве она не брала фамилию мужа?

— Видимо, нет, потому что в розыск она была объявлена как Шнайдер. А что тут такого, встречается сплошь и рядом. Вот, например, у нас с женой уже почти сорок лет, как разные фамилии, и ничего, живем душа в душу. А на Западе, насколько я знаю, это вообще обычная практика.

Но Макс уже не слушал. Он вдруг почувствовал, как кончики пальцев вдруг занемели, а кровь неожиданно закипела где-то в горле. Появились смутные, ничем не подтвержденные догадки, но он был почти уверен, что прав. Времени почти не оставалось.