Нежные пальчики прикоснулись к его возбуждённому естеству, перебежали вниз, на мошонку, горячая ладонь обволокла её и сжала железной, не девичьей хваткой, сминая, едва не увеча.

— А-а-а-и-и-и!!! — тонко заверещал мастер Бью, мгновенно теряя сладкий хмель и сладкие надежды. Его ноги подкосились от дикой боли, и он наверняка бы свалился, как бурдюк с водой, если бы сзади его не подхватили, выкручивая руки.

Мимоходом он отметил, что крутят мастерски, со знанием дела, набрал полную грудь воздуха и завопил:

— На по-о..!

В рот ворвался жёсткий кляп сырой кожи, втиснулся чуть ли не в горло, мастер захлебнулся собственным криком и слюной, закашлялся, по заросшим щетиной щекам хлынули слёзы.

Державшая его за яйца девка отбросила капюшон. Глаза палача, и без того вытаращенные от боли, полезли на лоб.

— М-м-м-м!!! — отчаянно замычал он, тряся головой.

Скупо улыбаясь одними углами рта, она резко тряхнула свободной рукой, а подняла её уже с ножом. В слабом лунном свете перед его глазами блеснуло короткое лезвие староземского литья и тут же пошло вниз. К мошонке прижалось холодное железо, а она вплотную приблизила к его лицу своё. Мастер поразился сходству её лица и другого, хорошо знакомого. И понял, что обречён. Он хотел крикнуть: что тебе надо?! Я всё сделаю! Просто скажи, что тебе надо, дьяволы тебя дери?! Но мог только трясти головой и жалобно мычать. Лезвие вонзилось в пах, легко вспарывая нежную плоть. По ногам хлынула горячая кровь и моча, палач зашёлся в диком крике.

— Ах ты грязная пьянь, ты обоссал мне сапоги! — весело сказала она. — Не дёргайся, а то сам на нож сядешь. Так-то ты пока ещё мужик, только четка поцарапанный. Надолго ли?

Мастер Бью замер, боясь вдохнуть.

— Сейчас я тебе расскажу, что будет завтра. Ты запомнишь всё до последнего слова и сделаешь, как тебе велено. Если что-то пойдёт не так, ты не спрячешься. Если ты хоть слово кому скажешь — ты не спрячешься от меня. Если ты подашь кому-то знак — ты нигде от меня не спрячешься, клянусь стихиями, я тебя найду из-под земли, отрежу яйца и затолкаю тебе в зад. Не будут пролезать — ножом расширю. А если ты сам себя раньше порешишь, я вырою твой труп, надругаюсь над ним и брошу на площади, собакам жрать. Кивни, если понял.

«Выживу — уволюсь, — подумал палач. — Буду рес на продажу выращивать…»

Что ему оставалось делать?

Он кивнул.