– Хорошо, – кивнул я.

Мы вышли в просторный зал с высоким потолком, взметнувшимся на два этажа.

В центре комнаты на трехступенчатом помосте стояла женщина в черном одеянии, переливающемся черными драгоценными камнями. Лицо ее закрывала черная вуаль. Женщина придирчиво оглядела меня. Я не видел ее глаз и не знал, что сказать. Я приехал по приглашению Туарега, но понятия не имел, чего ждать от женщины, осыпанной черными звездами. Она задумчиво склонила голову, и я понял, что не заслужил одобрения.

– Час, не больше, – наконец изрекла женщина, повернулась и скрылась в длинной веренице арок.

Мы с Туарегом прошли в меджлис – гостиную, устланную толстыми коврами, с мягкими подушками вдоль стен. Юноши, родственники Туарега, подали угощение: кокосовую воду, спаржу и хумус с горьким лаймом. Усевшись на пол, мы приступили к еде, а потом ополоснули руки в чашах с теплой водой, пахнущей мандаринами. Юноши внесли длинноносые чайники, и началось неторопливое чаепитие.

Когда мы остались наедине, я затянулся ароматным дымом – в кальяне курилась смесь турецкого табака, керальской марихуаны и гималайского гашиша – и произнес:

– Благодарю за гостеприимство, Туарег.

– Я польщен, что ты принял мое приглашение, – сказал он.

Мы оба знали, что никто из людей Компании, пусть даже и бывших, не стал бы приходить к нему в гости. Пока Туарег исполнял свою работу, к нему относились с опаской и уважением, а теперь, когда он удалился на покой, его попросту избегали, хотя я и не понимал почему. Его деятельность приносила Компании огромную пользу, всегда давала результаты. Я подделывал паспорта, и у меня никогда не возникало необходимости в его услугах, однако Компания долгие годы защищала меня, поэтому я никого не осуждал.

Нравилось ли Туарегу его занятие? Наверное, нет. Впрочем, не работа определяет человека, и я это прекрасно понимал.

– Знаешь, за много лет работы в Компании всего лишь четверо, включая тебя, обменялись со мной рукопожатием, – произнес он, попыхивая кальяном.

– Кадербхай, Махмуд Мелбаф и Абдулла Тахери, – кивнул я.

– Совершенно верно, – рассмеялся он. – Как говаривал мой отец, в битву следует идти с викингом в авангарде и парсом в арьергарде. Если викинга убьют, то парс не позволит тебе умереть в одиночку.

– По-моему, при необходимости каждый из нас будет сражаться до последнего.

– Да ты философ, Шантарам!

Наркотики меня одурманили. Чаша кальяна была размером с головку подсолнуха, а путь домой предстоял неблизкий. Следовало взять себя в руки, ведь при любых обстоятельствах Туарег никогда не выходил из образа.

– Любой будет до последней капли крови защищать то, что ему дорого, не важно, кто он и откуда родом, – заявил я.

– Мне нравится наш разговор, и я был бы рад его продолжить, – усмехнулся Туарег. – Увы, после сегодняшнего визита сюда ты вернешься только в том случае, если тебе или мне будет грозить опасность. А сегодня – случай особый. На то есть свои причины. Надеюсь, ты понимаешь, я не терплю никаких вмешательств в мою личную жизнь.

Меня снова накрыла волна дурмана. Время зевнуло и погрузилось в сон. Лицо Туарега расплывалось, становилось то жестоким, то бесконечно добрым. Он не шевелился.

«Все обойдется, – сказал я себе. – Психиатр гораздо страшнее пыточных дел мастера».