Никто не обращал на них внимания, все были заняты своими делами и разговорами.
В паху пульсировало, нужно было поправить брюки, которые вдруг стали тесны, но он не решался опустить руку. К нему так давно никто не прикасался, и он давно ни к кому не прикасался. Он думал, все чувства умерли, а они вдруг ожили. Проблеск прошлого.
— А вы? Вы счастливы с Торгни?
Она убрала руку.
— Торгни мой друг, но отнюдь не мой мужчина. Мы не вместе, если вас это интересует.
Он посмотрел в сторону Торгни. Тот спал на диване с открытым ртом.
— Он немного… мелковат, если так можно выразиться.
В следующее мгновение она посмотрела ему в глаза, и он почувствовал между бедер ее ногу.
— А мне больше нравятся глубокие воды.
Ватный шум в ушах. Окружавшие их люди исчезли. Ее нога там внизу, и ее грудь под туникой.
Все преграды исчезли. И муки творчества, и Алиса — все утратило важность. Он желал только одного. Цель находится на расстоянии вытянутой руки, по другую сторону стола. Почему он должен отказываться? Никто его за это не поблагодарит. Во всяком случае, уж точно не Алиса, которую он уже давно перестал интересовать как мужчина. Ради чего он должен отказываться?
— Никто не повлиял на личность и творчество моего отца больше, чем Йозеф Шульц. Он был для моего отца идеалом, образцом для подражания. Не помню, сколько мне было, когда отец впервые рассказал мне о Йозефе Шульце. Но помню, что каждый раз, слушая об этом человеке, я понимал, что думать о добре, разумеется, важно, но настоящая доброта — это, прежде всего, действия.
Зал в театре Вестероса был почти полон. Кристофер сел в заднем ряду, но уже через несколько минут после начала пожалел, что не занял место поближе к сцене. Он понял, что наконец попал туда, где будет сказано нечто важное, и ему не хотелось, чтобы того, кто будет говорить, загораживали чьи-то затылки и прически. Он внимательно слушал Яна-Эрика Рагнерфельдта.
— Семь из восьми патрульных не сомневались, они были готовы выполнить приказ и поднять оружие. Но Йозеф Шульц внезапно почувствовал, что с него довольно.
Кристофер огляделся по сторонам. Зрители слушали как завороженные. Похоже, они испытывали то же, что и он, — недоуменное изумление от встречи с чем-то осмысленным, дельным. Отличным от поверхностного цинизма нашего времени. Лектор говорил всерьез, не прятался за шутками и верил в то, что слушатели способны думать и хотят, чтобы их просветили.
Неужели эти люди, сидящие сейчас рядом с Кристофером, когда закончится лекция, опять будут читать про то, как «
— Что может заставить человека принять такое решение, какое принял Йозеф Шульц? Что было в его характере такого, чего не было у других патрульных?
Кристофер вспомнил еще одну книгу, которую нашел у себя в квартире и перечитал несколько раз. В ней говорилось, что человек миновал звериную стадию и развил цивилизацию благодаря тому, что сильные побеждали слабых, способные неспособных, умные глупых.
Он иногда задумывался: а продолжается ли борьба? И как случилось, что теперь неспособные и глупые занимают столько места и так громко слышны?
— Может быть, Йозеф Шульц понял, что смерть настигнет его, даже если он вместе с остальными откроет огонь? Может, он понял, что, если выполнит приказ, уничтожит в себе то последнее, что делает его человеком?