– Ты храпишь! – прошипел мальчик, толкая кровать в сторону. – Я все время просыпаюсь!

Маша рассмеялась, помогла ему передвинуть кровать на прежнее место и спокойно уснула до утра.

Как ни странно, утром состояние Вероники заботило ее больше, чем вчерашний кошмар, который казался теперь именно кошмаром и ничем иным: плохим, страшным сном, который следовало просто выкинуть из головы. Она помнила Лесника, просившего ее проснуться, и появление убийцы так естественно вписалось в ее сон, что было сложно провести границу между сном, в котором оставался Лесник, и явью с Кириллом Балуковым. Она и не проводила. Но вчерашнее неожиданное и спасительное появление Кости – перепуганного, готового расплакаться, с арбалетом в дрожащих руках – было точно тяжелой явью.

Но сам Костя чувствовал себя превосходно и готов был повторять по десять раз, как он застрелил кровавого убийцу, покушавшегося на его маму. К завтраку Маше надоело его безудержное славословие самому себе, и она пригрозила, что отберет арбалет, если Костя сейчас же не переведет разговор на какую-нибудь другую тему.

– Тетя Вероника утром плакала, – мигом сообщил сообразительный Костя, зная, чем можно отвлечь мать.

Маша и в самом деле задумалась, и Костя тут же утащил свою игрушку. Стрелы он теперь постоянно носил с собой – на всякий случай.

«Начинается… – думала Маша про Веронику, стараясь прогнать нарастающее раздражение. – Нормальная жена поговорила бы с мужем, прямо спросила: „Ты убил, милый?“ Вот и решились бы все ее мучения. Но Вероника из другого теста. Она, даже если и поговорит, все равно после начнет мучиться: „А вдруг он мне неправду сказал? Вдруг решил меня пощадить!“

Из коридора послышались шаги, и появилась сама Вероника – бледная, но аккуратно причесанная и улыбающаяся.

Раздражение Маши исчезло так же быстро, как появилось, и его сменила острая жалость. «Что я ее ругаю? – спросила себя Маша, рассматривая опущенные плечи подруги. – Они с Митей и правда совсем из другого теста. Если бы у меня была такая мать, как у Вероники, и ее бы кто-нибудь придушил, я бы ему спасибо сказала. А для Вероники это страшное преступление. И главное – упаси господь, чтобы виноватым оказался ее муж. Наверное, так, как она думает, – правильнее. Нравственнее».

– Держи, – Вероника поставила перед Машей стакан с пенящейся жидкостью. – Ты температуру утром мерила?

– Тридцать семь, – отчиталась Маша.

– Выздоравливаешь, но пока не выздоровела. Пей лекарство, Маша. Милая моя, ты такое потрясение пережила… Я полночи не могла уснуть. – Вероника села напротив и погладила Машу по плечу. – Совсем у меня нервы сдали: даже расплакалась утром, как подумала, что этот… – голос ее задрожал, – …что Кирилл собирался с тобой сделать. Выпей лекарство. Ты не беспокойся, все будет хорошо. Я же вижу, что ты беспокоишься. Не надо, милая моя.

Маша смотрела на нее с выражением, которое Вероника не могла понять.

– Ты что? – удивилась она. – Машенька, что ты так смотришь?

– Ничего. Просто так.

Маша, морщась, выпила противное лекарство, и Вероника тут же перехватила у нее стакан.

– Ой, – удивленно сказала она, бросив взгляд в окно. – К нам опять Макар с Сергеем идут. Только без тети Даши.