Цент, дабы сожительница отвязалась, попытался изобразить на лице улыбку, полную позитива и жизнерадостности. В итоге на свет был рожден столь кошмарный оскал, что Анфиса невольно попятилась, а Владик, замолчав на полуслове, побледнел и приготовился быть съеденным.

– Все хорошо, – ответил Цент, не переставая скалиться. – Просто задумался.

– О чем?

– О жизни.

Осмотрев участок, переместились в домик, и там тоже была проведена подробнейшая экскурсия. Центу повезло незаметно ускользнуть, он вышел на крыльцо, сел на ступеньку и закурил, наслаждаясь долгожданной тишиной. Дачный массив тонул в безмолвии, только издалека доносился приглушенный шум автотрассы. Сезон посадок начнется со дня на день, вот тогда-то все здесь наполниться шумом голосов и отстойной музыки, а над каждой грядкой будет торчать минимум по одному комплекту ягодиц.

Цент не любил труд на земле, поскольку чувствовал, что это не его. Трудиться на земле и не только полагается всяким лохам, а он рожден, чтобы приходить на готовое и брать, что понравилось, а все попытки оспорить данное священное право вбивать рискнувшим обратно в глотку вместе с зубами. Но он был готов поступиться принципами, и помочь Владику выкопать погреб. Глубокий такой погреб, с толстым бетонным перекрытием, чтобы наружу не долетел ни один крик боли и ужаса. А потом….

За экскурсией последовали шашлыки. Ими занимался Цент, не желая доверять столь ответственное дело всяким дилетантам. Анфиса даже яичницу не умела приготовить по-людски, Маринка в этом плане недалеко ушла от подруги. Владик пытался навязаться в помощники к Центу, притом не по своей воле, а понукаемый невестой, но был изгнан куда подальше взглядом, полным ярости и гнева. Программист удалился помогать бабам, едва сдержав вздох облегчения. Цента он боялся до икоты, один вид этого свирепого человека внушал ему ужас. К тому же он постоянно ловил на себе крайне недобрый взгляд этого уголовника, отчего по спине начинали бегать мурашки. Идею свести их вместе, рожденную Маринкой и Анфисой, Владик не одобрял точно так же, как и Цент. Об этом свирепом человеке он знал мало, Маринка, щадя ранимого жениха, о многом умолчала, но и того, что она рассказала, Владику хватило. Один тот факт, что несколько лет жизни Цент провел в тюрьме, уже заставлял бояться его до икоты. А ведь невеста еще туманно намекнула, что в девяностые Цент вел весьма активный образ жизни. Для Владика лихие девяностые были кошмаром и ужасом, когда по всей стране бродили некие монстры, известные как братки. Он не хотел верить, что Цент один из них, но интуиция подсказывала, что это так. От такого субъекта хотелось держаться подальше, но Владик, будучи бесхребетным, не смог отказаться от совместной поездки на дачу. Да и Маринка очень настаивала. Ей хотелось похвастаться перед знакомыми своим женихом. Ну, не столько самим женихом, конечно, сколько его финансовым благополучием.

От раздумий Владика отвлек некий зловещий звук. Обернувшись, он увидел Цента. Тот точил один нож о другой, и при этом неотрывно смотрел на программиста таким взглядом, что у того прихватило живот. Извинившись, Владик почел за благо спрятаться от гостя в туалете.

Пока хозяин загородного имения отсиживался в уборной, Анфиса и Маринка отправились собрать цветочков, что росли по ту сторону дома. Цент остался один, и впервые за этот день спокойно вздохнул. Общество недостойных людей утомило его, необходимость общения с лохами отрицательно сказывалась на самооценке и жизненном тонусе. К тому же две лучшие подруги, общаясь промеж собой, несли такую дикую ересь, что невольный слушатель Цент все сильнее хотел броситься грудью на шампур, и хотя бы таким вот способом прекратить свои муки. Теперь же, оставшись в тишине и покое, Цент отдышался, огляделся по сторонам, и, убедившись, что никто за ним не наблюдает, решил сделать себе приятный сюрприз. В последнее время в его жизни было так мало радости и света, что он просто не мог упустить шанс хоть немного поднять себе настроение.

Первая порция шашлыка была готова. Цент разделил ее на четыре равные части, три отставил в сторону, а одну, предназначенную для своего нового друга Владика, решил пикантным образом приправить. К счастью, под рукой имелась подходящая пряность, а именно острый перец. Цент осторожно продегустировал оный, дабы убедиться, что тот достаточно остер, и едва не отдал богу душу. Это был какой-то термоядерный сорт перца, и бывшего рэкетира спасло лишь то, что под рукой оказалась бутылка с минералкой. Потушив пылающий рот, Цент, гаденько улыбаясь, щедро приправил перцем порцию Владика. Затем подумал, и сыпанул еще немного, как говаривали в светлые времена свободы и вседозволенности – сделал контрольный выстрел. После чего шалун принял самый невинный вид и стал с нетерпением поджидать друзей и подруг, дабы угостить их плодами своего кулинарного гения.

Бабы вернулись с цветами, и одновременно с ними явился Владик. Цент, нетипично вежливый и обходительный, тут же предложил им отведать шашлыка, клятвенно заверив, что вложил в него не только весь свой кулинарный талант и всю свою душу, но и кое-что помимо этого. Сам пристроился в сторонке и принялся за свою порцию, одним глазом косясь на программиста.

Не ждавший подвоха Владик успел отправить в рот целых два куска, когда глаза его вдруг сильно расширились, и из них двумя водопадами хлынули слезы. Видя, что жертва близка к тому, чтобы выплюнуть пикантное угощение, Цент принял меры. Он не мог допустить, чтобы Владик не насладился всеми оттенками вкуса. Зря, что ли, старался?

– Вот это я понимаю шашлык! – громко нахвалил он сам себя. – Кто от такого шашлыка нос станет воротить, того только убить и закопать. Это просто преступление, верно?

– Да, очень вкусно, – вынуждена была признать Маринка.

– Любимый, ты у меня такой талантливый, – расщедрилась на комплимент Анфиска. – Тебе нужно было работать поваром.

Начав за здравие, подруга традиционно кончила за упокой. Предложила ему, Центу, работать. Да еще и поваром, то есть слугой. Дважды с грязью смешала. Цент пожалел, что не насыпал перца и в ее порцию, после чего обратил внимание на Владика. Тот весь покраснел, глаза программиста лезли из орбит, но боязнь оскорбить Цента не позволяла ему выплюнуть угощение с сюрпризом.

– Мои шашлыки и воры в законе, и губернаторы ели, и нахваливали, – с нажимом произнес Цент, как бы пытаясь намекнуть Владику, что тому пора проглотить кушанье. – Был, правда, один случай возмутительный, ну да что о нем вспоминать? Того типа, который мой шашлык выплюнул и обругал, давно уже схоронили в безымянной могиле, потому что родственники его так и не смогли опознать.

После прозвучавших воспоминаний Владик проглотил шашлык. Горло словно обожгло огнем, ощущение было такое, что отправил в желудок не мясо, а пригоршню битого стекла. Хотелось кричать от боли, заглушить ее водой, но Цент не спускал с него глаз. И когда жертва кулинарного терроризма потянулась к минералке, бывший рэкетир был тут как тут.

– Владик, ты чего так плохо ешь? – спросил Цент. – Неужели тебе мой шашлык не нравится?

– Что ты! Очень вкусно, – прохрипел страдалец.