– Маринка сказала, он программист, – сообщила Анфиса, когда они уселись в автомобиль, и Цент направил его следом за машиной Владика. – Зарабатывает хорошо.

– Шлюха твоя Маринка, – проворчал Цент сквозь зубы, и стал шарить по карманам в поисках сигарет. – За бабки под кого угодно ляжет.

– Неправда, – возмутилась Анфиса. – Она уже давно с этим завязала.

– Она с этим да, а это с ней нет. Слушай, куда это они ехать собрались? Очкарик сказал, что сорок километров, или больше. Он на Камчатке дачу купить не мог?

– Там место хорошее, – начала убеждать Анфиса. – Очень красиво. Природа, птички поют. Лес недалеко, озеро.

Прозвучало не слишком заманчиво. Всякие там леса Цент не любил, после того как однажды недруги из конкурирующей группировки привязали его к дереву с целью сжечь заживо. Уже и бензином облили, уже и спички достали, но, слава богу, братва подоспела, не дала в обиду. Цента отвязали, несостоявшиеся инквизиторы заняли его место. Смешно так горели, дергались, орали. А запах от них исходил столь заманчивый, что у Цента так слюнки и текли. Что же касалось певчих птичек, то к этим пернатым фашистам Цент давно питал ненависть, как раз с тех пор, как купил свою первую машину. В лихие девяностые отстреливал их прямо с балкона, так что весь двор был завален трупами убиенных ворон и голубей. Теперь же времена были не те, и пернатые могли без опаски гадить на автомобили. Цент, конечно, не смирился, пару раз накрывал им поляну путем рассыпания отравленного зерна, но это не помогало. На место померших от коварного угощения птичек являлись новые, поскольку бабки во дворе исправно прикармливали их семечками и хлебом. В былые времена Цент разобрался бы со старыми кошелками, а ныне приходилось терпеть и страдать.

– Я там была один раз, мне так понравилось… – завела шарманку Анфиса. Цент знал, что если подруга начнет о чем-то вещать, то это может продлиться вечность. Дабы заглушить ее рупор, он включил радио и попал на новости. В новостях, как уже повелось, народонаселение призывали затянуть пояса, сплотиться, стиснуть зубы и потерпеть ради чего-то там. Вместо коммунизма теперь пытались всучить патриотизм, дескать, вот ради него-то и надо потерпеть. Цент поспешно выключил радио, боясь сорваться и кого-нибудь убить. Он как будто вновь вернулся в золотое детство, и ему снова читали сказки о пионерах-героях, теперь, правда, уже не бабушка, а всякие говорящие головы из телевизора. Будто бы и не было лихих девяностых. Будто это был сон, сказочный, волшебный, прекрасный, но лишь сон. Если так, то Цент уже сто раз пожалел, что проснулся.

– Дожил, – угрюмо проронил Цент, озвучивая свои кромешные думы. – Еду к какому-то очкарику на дачу, буду там с ним сидеть, одним воздухом дышать….

Анфиса засмеялась.

– Не надо так про Владика говорить, – попросила она. – И вообще, я хочу, чтобы вы подружились.

Цента передернуло. Одно дело – провести с лохом сутки на природе (позор, конечно, но с этим еще можно как-то жить), другое дело – водить с ним дружбу. Да в былые времена за такое предложение Анфиса лишилась бы половины зубов и волос, возможно, не обошлось бы без переломов конечностей и ребер. А теперь вообще страх потеряла – что хочет, то и говорит, даже не делая попыток отфильтровывать базар.

– Он бы тебе с работой помог, – озвучила свои сокровенные планы Анфиса.

Центу стало невыносимо тошно. Ведь до чего дожил – какой-то лох в очках ему с работой помогает! Вот в светлые времена он помогал с работой разным лохам. Выбивал с них деньги, и разрешал работать, а заодно и жить. Помогал, тем самым, развитию малого бизнеса: сговорчивых и щедрых коммерсантов оставлял на племя, жадных и неуступчивых отвозил в лес и не привозил обратно.

Покрутившись по городу, вскоре выбрались на трассу. Дороги до места назначения Цент не знал, так что приходилось унизительно плестись в хвосте у Владика. А тот, как нарочно, не только соблюдал все правила дорожного движения, но и скорость, негодяй, не превышал.

– За сорок километров, в какие-то дебри… – возмущался Цент, выпуская в окно табачный дым. – Зачем?

– Владик сказал, что там воздух особенный, – пояснила Анфиса, рисующая лицо на морде. Прихорашиваться, вроде бы, повода не было, но подруга все равно старалась. Похоже, не оставляла надежды на то, что подвергнется успешному нападению сексуального маньяка.

– Теперь Владика будем слушать? – спросил Цент, и гневно швырнул окурок наружу. – И так, похоже, Владиков слишком много слушают. Вон что со страной сделали! Смотреть больно, сердце кровью обливается.

А про себя подумал, что таких Владиков давить надо. Всех поголовно. Но начать с этого конкретного Владика, вместе с его любовью к путешествиям и подругой Маринкой. Будь это возможно, Цент без колебаний вверг бы программиста и его невесту в бездну адских мук.

Больше всего на свете Центу хотелось напиться и впасть в состояние веселого буйства, после которого просыпаешься с чугунной головой и разбитыми в кровь кулаками, ничего не помнишь, но интуитивно чувствуешь – ночка удавалась. Но сегодня ему не светит даже понюхать пробку – он ведь за рулем. Как какой-то позорный шофер на побегушках. Личный водитель у бывшей путаны.

От осознания низости своего падения Центу захотелось остановить автомобиль, выйти наружу и бежать в чистое поле, подальше от такой жизни. Вот только на том краю поля была точно такая же жизнь. Она везде была одинаковая.