– Да, хорошо, я больше не буду, – невпопад пообещал Владик, все еще не понимая, что хочет от него душегуб из девяностых.

– Нет, ты глянь на него! – возмутился Цент. – Встал и стоит. Ты чего стоишь, а?

– А что мне делать? – растерялся программист.

Этот вопрос стал последней каплей, переполнившей чашу терпения Цента. Ничего не понимающий Владик вдруг был грубо схвачен за шкирку, после чего непреодолимо сильная рука бывшего рэкетира потащила его хилую тушку прямо к краю крыши.

– Не надо! – чуть слышно взмолился страдалец, предпринимая вялые, заведомо обреченные не неудачу, попытки высвободиться.

– Или полезешь по трубе, или полетишь по воздуху, – озвучил все варианты Цент. – Выбирай.

– Я полезу! Полезу!

– Молодец. Не сомневался в тебе. Ну, вперед.

Пальцы терзателя разжались, Владик мешком шлепнулся на поверхность крыши. Осторожно подполз к самому краю и глянул вниз. Пред ним разверзлась пропасть, на дне которой расхаживали живые мертвецы. Водосточная труба казалась тонкой и ненадежной, да и сил на спуск не осталось – все израсходовал, пока лез по проводу.

Владик зажмурился, борясь с головокружением. Даже не верилось, что он сможет это сделать.

– Очкарик, я надеюсь, ты осознаешь всю тяжесть последствий своего промедления? – недобрым голосом осведомился Цент. – Каждая лишняя минута моего голодания отольется тебе в часы невыносимых мук. Грядут терзания, Владик. Мучения, пытки и боль. И не думай, что дело ограничится одним только паяльником, хотя и его тебе не миновать, но тебя еще ожидают такие замечательные процедуры, как полировка зубов напильником и охолащивание тисками….

Владик сам не понял, как оказался на трубе. Только что лежал на крыше и умирал от страха, и вот уже бодро ползет вниз, презрев опасность и не боясь ни высоты, ни мертвецов. Весь существующий в его организме эмоциональный объем заполнил страх перед Центом.

– Так, так, хорошо, – подбадривал изверг, поглядывая сверху на первопроходца. – Не останавливаемся, продолжаем спуск.

Очередной металлический штырь, на который Владик поставил ногу, вдруг предательски обломился. Кричащий от ужаса программист повис на руках, просматривая пролетающую перед глазами жизнь. Снизу его заметили мертвецы и радостно зарычали. Сверху маячила тошнотворная физиономия изверга, который опять взялся перечислять ожидающие жертву процедуры страдательного типа.

Израненные пальцы не выдержали и соскользнули со штырей. Владик проехал по трубе метра полтора, и лишь чудом сумел затормозить.

– Господи! – рыдал он. – Помогите мне, люди! Я больше не могу!

– Очкарик, хватит шуметь, – приказал Цент. – Ты уже на месте. Лезь в окно.

Разлепив залитые слезами глаза, Владик увидел рядом с собой открытое окно. До него было около полуметра. Изловчившись, Владик прыгнул и зацепился за его край. Какое-то время, натужно сопя, скреб ногами по стене, силясь отыскать точку опоры, а затем все же сумел втащить свой организм внутрь. Цент выждал пять секунд, но поскольку из магазина не неслись дикие крики съедаемого живьем программиста, размашисто перекрестился, повесил автомат за спину, и полез следом.

Когда Цент с трудом протиснулся в крошечное окошко и рухнул на твердый пол, он тут же решил для себя, что Владик больше нежилец. Хоти программист существовать дальше, он бы позаботился о том, чтобы конкретный пацан упал на что-нибудь мягкое и нежное, в крайнем случае, постелил бы на пол себя. А когда рассерженный рэкетир поднял взгляд, то увидел и самого провинившегося паренька. Тот стоял, прижавшись к стене, таращил глаза в пространство, и, вроде бы, даже не дышал.

Поднявшись на ноги, Цент осмотрелся. Окольная тропа привела его в какое-то небольшое помещение, заставленное картонными коробками. В коробках было мыло, шампунь и прочая бытовая химия. Впрочем, в стене имелась дверь, ведущая, очевидно, в торговый зал.