– По одному подходим к столу, получаем комплект формы, забираем и выходим. Потом заходит следующий! – прорычал казак-каптенармус и скрылся внутри помещения склада.

Некоторые из юнкеров переглянулись между собой с чувством какого-то дискомфорта и страха в глазах. Я, улыбаясь про себя, подумал, что в этом случае внешний вид каптенармуса совсем не соответствует внутреннему содержанию. Я два раза помогал, говоря языком будущего, начальнику вещевого склада Астафьеву Семёну Васильевичу с подготовкой к приёму нового набора юнкеров. Разбирали по размерам обмундирование, сортировали по видам формы. Оба раза работа заканчивалась нашим совместным чаепитием с выпечкой, во время которого я слушал приправленные юмором рассказы о жизни училища и боевом прошлом этого добродушного человека. Но весь внешний вид дядьки Семёна говорил о том, что перед вами натуральный зверь-унтер, который спуску не даст.

Юнкера потянулись по одному на склад, выходя из помещения через три-пять минут с охапкой обмундирования. Когда подошла моя очередь и я зашёл на склад, дядька Семён улыбнулся мне и пальцем показал на две аккуратно сложенных кипы формы, которые отдельно лежали на лавке в углу.

– Бери левую, – тихо произнёс он. – Другую заберешь, когда второй раз придёте.

Я кивнул и молча пошёл к указанному набору, думая про себя: «Знакомство с тыловиками всегда приносит положительные дивиденды, что в моём мире, что здесь».

После первого похода за формой был второй, во время которого мы получили оставшееся обмундирование, включая шинели и папахи. Данную форму мы разместили в индивидуальных подписанных шкафчиках, находящихся в отдельной комнате, которую я для себя обозвал каптёркой по аналогии с рязанским десантным училищем.

Вернувшись в спальное помещение, стали разбираться с полученными комплектами служебной и домашней формы. Примерив свою, я в очередной раз убедился, что есть профессионалы в своём деле. Всё обмундирование, которое подобрал каптенармус Афанасьев, сидело как влитое. Глаз-алмаз!

Остальным повезло меньше. Особенно оказался неудачливым мой новый сосед. У гимназиста пригонка обмундирования была самая поверхностная. Поэтому ни одна его часть не соответствовала размерам его тела. Брюки были невероятно широки и длинны, рубашка и мундир напоминали халат. Погоны уныло свисали, причём упорно держались не на плечах, а где-то в районе груди. Но всего хуже произошло с сапогами – они были на пару размеров больше. А это грозило в будущем стёртыми в кровь ступнями. «Шпаков не любят в училище все, даже обслуживающий персонал, – подумал я. – Надо как-то выручать соседа, а то выглядит как полное чмо».

Решить вопрос с формой Васильева удалось относительно быстро. Подойдя к портупей-юнкеру Сафонову, я испросил у того разрешения сходить вместе с жертвой обмундирования к портному и сапожнику, которые были на территории училища. Получив его от своего отделенного командира, который с трудом сдерживался от смеха, глядя на чучело гороховое, которое называлось юнкером Васильевым, мы с подопечным вышли в коридор. За только что закрытой дверью грянул оглушающий хохот.

– Это они надо мной смеются?! – спросил красный как помидор Алексей.

– Над тобой, – я не стал скрывать очевидного. – Твой внешний вид действительно смешон. К тому же только ты да я в отделении «молодые люди с вокзала». Так что все шутки и пряники нам доставаться будут. Готовься к этому.

– Я слышал выражение «с вокзала», но точно не знаю, что оно обозначает. Поясни? – продолжающий багроветь цветом лица Васильев вопросительно посмотрел на меня.

– Шпаки мы с тобой, гражданские, а они все уже воины, присягу принявшие. Поэтому и «с вокзала».

– Какой же ты гражданский? Ты в форме выглядишь, будто родился в ней.

«О том, что форму ношу, если учитывать обе жизни, больше тридцати лет, я тебе говорить не буду», – подумал я, а вслух произнёс:

– Когда больше пяти лет назад в бою с хунхузами погибли мои родители, остались только я и мой дед. Дед у меня был заслуженным воякой, и он очень хотел, чтобы я поступил в это училище. Гонял меня в хвост и в гриву, пока живой был. Вот и привил любовь к воинскому виду.

– А у меня отец пытался мне преподать воинские науки, но маман была против. Она хотела, чтобы я врачом стал. Планировала, что по окончании Губернской гимназии я поступлю в Томский университет на медицинский факультет. А я переходные экзамены в восьмой класс завалил. И здесь на вступительных экзаменах по русскому языку не смог 7 баллов набрать. Пришлось все экзамены сдавать. Маман сильно расстроилась, а отец, наоборот, радуется.

Выслушав данную душеспасительную историю, судя по всему, маменькиного сынка, повёл Алексея к дядьке Семёну, может быть, удастся обменять форму. Иначе на её ушивание и подгонку уйдет куча времени. Открывший на мой стук дверь каптенармус Афанасьев с большим трудом сдержал смех при виде юнкера Васильева, но сдержанная улыбка растянулась в бороде и усах от уха до уха. При этом лицо дядьки Семёна приобрело такой жуткий вид, что Алексей непроизвольно сделал шаг назад.

– Господин каптенармус, разрешите обратиться? – отрапортовал я, приложив ладонь к срезу бескозырки.

– Обращайтесь, юнкер, – лицо Афанасьева вновь расплылось в зверской улыбке. – Под защиту, что ли, взял такого доброго молодца?