Американцы долго взвешивали все «за» и «против» перед тем как открыть первую кофейню в обитаемой вселенной, обозначенной на картах словом «Москва». Естественно, подобная осторожность сама по себе не удивительна. Любой здравомыслящий человек думает, прежде чем рисковать репутацией/деньгами/здоровьем. Это скучно, но такова жизнь. Здравомыслия в ней больше, чем бесшабашной оригинальности звездного первооткрывателя. Зато оригинальность требуются для завоевания внимания пресыщенных российских потребителей. Уйти от традиционности, придумать нечто особенное, свое, запоминающееся и одновременно насытить бизнес знакомыми российскими смыслами. Так они пришли к идее православного кафе.
Что может быть нетрадиционней православной кофейни «Starbucks»?
Только ее мусульманская версия, открывшаяся в Казани.
Объявлений о том, что собакам и иноверцам вход запрещен, решили не вывешивать, как-никак XXI век за витриной, зато в обслугу позвали послушниц из ближайшего женского монастыря, а распорядителем поставили дьячка с редкой бородкой — зримое возвращение к корням. Революции сознания, технологические, социальные, экономические и всевозможные другие приходят и уходят, а духовные традиции остаются. Вера в Мессию — вера в миссию корпорации. Черные рясы — черный кофе. Борьба и единство противоположностей. Духовное страстотерпие и плотское удовольствие под негромкую музыку спокойной кантри-группы «Отец». К тому же кофе вполне постный напиток.
Не то что бы я любил забегаловки, в этом как-то не принято сознаваться, но именно эта кофейня была в двадцати минутах ходьбы от конторы. City. Размеренный бизнес-перерыв меж трудов праведных. Полно узнаваемых лиц, почти приятель дьячок и милашки послушницы с белыми бейджиками: Евдокия, Евлампия, Стафанида и просто Мария. После деловой беготни и уж тем более после внезапного митинга умиротворяющий монастырский дизайн без излишеств служит великолепной средой для релаксации. Обжигающий кофе стынет в одноразовом стакане, а ты с нетерпением ждешь, когда же, когда же сможешь припасть к живительному источнику. Скромный такой расслабон, которому не могли помешать даже люди в касках и в противогазах мелькавшие по телеку. Там разгребали завалы, тушили пожары, несли мешки с трупами и носилки с немногими выжившими, а здесь: «Мы всегда рады Вас видеть». Там огромная воронка на месте школы и порушенные панельные многоэтажки вокруг (их все равно хотели сносить), а здесь люцитовая коробка для денег на помощь пострадавшим. Я сунул туда визитку.
Искренне хотелось верить в лучшее. Болезненный оптимизм мешал признавать факт наличия террористической угрозы. Внутренне я был убежден, что это все подстроено. Спецслужбы сработали, чтобы народ не заметил перемен на «Президент-Шоу». Забить информационные каналы вселенским плачем и не дать ходу мысли о ползущем перевороте. Хотя, на самом деле, я знал, что субстанция под названием «народ» никогда ничего сама не замечает, потому что ей присущи короткая память, близорукость и дальтонизм. Если не у всех, то у подавляющего большинства.
— Да переключите же, наконец! — потребовали из зала. — Надоело уже!
Дружное ворчание посетителей подтвердило частное мнение.
Служка-послушница живо подсуетилась и по экрану полетели белые листы бумаги, их клочки и целые книги. Более эстетически-приемлемый канал транслировал шоу «Auto-da-fé». На столбе, возвышающимся в центре большущего костра было закреплено плохосгораемое чучело ненавистного писателя/режисера/сценариста/художника/и др., чей поток мысли не устраивал психологов-литературоведов из движения «Мы идем!». На этот раз их не устраивал Бертольд Брехт по-русски. Их не устраивал Макс. Молодые, старые, зрелые активисты и активистки выкрикивали беззвучные проклятия. Вместо них скандировал телетекст:
«
В чучельную рожу моего кремлевского конфидента летели идееносители. Дискеты, диски, связки карманного чтива. В огонь! В огонь!..
Макс наверняка за это выложил кругленькую сумму.
Огонь был светло-голубых тонов. Такой особенно красив во время исполнения вечерней части программы.
«
Ночное факельное шествие с газовыми горелками просто неподражаемо.
Правда, всем, кроме меня, на это было наплевать. «Все» пили кофе и спешили обратно в конторы — обеденный перерыв такой короткий, а дизайн православной кофейни «Starbucks» такой успокаивающий.
В общем, мир был забит никому не нужными новостями.
«