Так как мы пришли в ресторан практически одновременно и делали заказ паралельно, то я слышал, что они заказали именно суп. Именно, мать его, сырный. Во всяком случае одна из них. Татьяна это тоже помнила и поэтому сложила губы в гримасу похожую на улыбку:
— Ну, что пригласим их на литературный вечер? Порассуждаем о судьбах современной художественной литературы и эпистолярного жанра.
Я к ее мироотношению адаптировался и пропускал ехидство мимо ушей, тем более, что окружающее пространство продолжало наполняться звуками хорошо поставленных женских голосов:
— Мы постимся!
— Да, мы постимся!
— Да! Да! Мы постимся! Унесите это!
— Я сделаю другой заказ!
— И я сделаю, закажу что-нибудь другое!
Каменноликий официант раскрыл меню на специальной страничке с постными блюдами. Положил на стол. Нормированная порционнная улыбка стыла вместе с супом. Вот взять бы тебя, суку, и мордой в тарелку. А потом еще и еще. Чтобы, этот гребаный сыр тебе в глотку через ноздри, в уши и зенки.
— Тань, я надолго еду в СПб?
— Максимум сутки. У нас «[Голово]ломка» на носу.
— Черт! Я совсем забыл…
— Ни черта, а ведущего на передачу искать надо.
— Тогда достань мне телефон райотдела милиции, курирующий дом Шурки. Хорошо?
Танька удивилась, не сказав ни слова, что-то записала в свой непременный блокнот и мы двинулись в контору.
В офисе перед центральным входом монтировали экспозицию фотографий «отца начальника».
Улыбающееся лицо Шуры крупным планом.
В очках.
Без очков.
Играет в теннис.