"Я вхожу в фавор? — удивился Олег. — Обо мне вспомнили старые товарищи?"
Ну, что ж, такое предположение, пожалуй, не лишено логики. Вступив в НСДАП еще в двадцатые годы, Шаунбург успел лично познакомиться со многими из тех, кто ныне превратился в полубогов Третьего Рейха. Во всяком случае, с Геббельсом Баст был знаком куда лучше, чем с Гейдрихом, а ведь шеф "Зипо" почти нарочито — на публике — называл Баста своим другом.
"Возможно", — пожал мысленно плечами Олег и отправился в Испанию.
Добираться — хоть и с оказией — пришлось окружным путем: через Италию, Ливию и Испанское Марокко. Так что устал Баст до такой степени, что, сойдя с военно-транспортного самолета на землю, на ногах держался только усилием воли. Однако времени на отдых предусмотрено не было. Организатор поездки — агент Гестапо в Кадисе Эрих Кнопф сразу же отправил Шаунбурга дальше. В Севилью, в штаб "W" или, вернее Sonderstab W, во главе которого стоял генерал-лейтенант Гельмут Вилберг, в Саламанку, в ставку генерала Санхурхо, и далее везде, включая Мадридский фронт, где действовал генерал Мола, стремившийся компенсировать урон, произведенный рассекающим ударом Экспедиционного Корпуса РККА.
В Севилью Олег вернулся накануне ночью. Добрался до отеля, поднялся в номер и не нашел в себе сил даже на то, чтобы принять душ. Выпил залпом полстакана рома, по случаю оказавшегося под рукой, и, не раздеваясь, рухнул в койку. Спал как убитый, без снов и сновидений. Проснулся в одиннадцать часов утра — не ровно, разумеется, а с минутами — полчаса принимал душ и брился, покуривая между делом и приканчивая так некстати подвернувшийся вчерашний ром. Потом вспомнил, что ничего не ел уже почти двадцать часов, но было поздно: в голове поплыло, и пришлось делать над собой немалое усилие, чтобы выбрать из не слишком богатого гардероба чистое белье и приличную рубашку, одеться и спуститься в ресторан. По дороге вниз Олег увидел себя в зеркале, чуть поморщился, оценивая состояние брюк и пиджака, но тут уж ничего не поделаешь, и Баст решил сначала все-таки позавтракать и заодно — впрок — пообедать, а внешним видом, включая посещение "севильского цирюльника", можно заняться и позже. Это же не "где-нибудь", а обычная буржуазная страна, и значит, в ней нормально работают и магазины готовой одежды, и прачечные при отелях.
"Все устроится! — утешил Ицкович Шаунбурга, разнервничавшегося при виде непорядка в своей одежде. — Ну, и что, что штаны мятые? Без штанов было бы еще хуже!"
В ресторане, как ни странно, нашлись знакомые, так что принимать пищу в одиночестве не пришлось. За боковым столиком угощались дарами земли Испанской — щедрыми, надо отметить, дарами — два аса только что начавшейся войны: немецкий и испанский. Полковник Эберхард Грабман, судя по последним сообщениям, сбил то ли три, то ли даже четыре республиканских самолета, а капитан Гарсиа Мурато — пока всего лишь один, но тоже ходил в героях.
— Здравствуйте, господин журналист! — по-немецки приветствовал Баста полковник. — Идите к нам, мы с капитаном только начали.
"Вопрос, когда закончите?" — желчно подумал Олег, оценивая стол "братьев пилотов", похожий на натюрморт в стиле любимых и Ицковичем, и Шаунбургом малых голландцев.
— Салют! — ответил Олег на приветствие летчика и изменил направление движения.
Делать нечего, придется "составлять компанию".
— Добрый день! — вежливо поздоровался щеголеватый испанский офицер, поднимаясь навстречу Ицковичу.
— Меня зовут Себастиан Шаунбург, — напомнил Олег, оценив выражение тревоги и сожаления, появившееся в глазах пилотов. Помнить имя какого-то немецкого репортера, они, разумеется, не обязаны, так что, как говаривали древние римляне, ad impossibila nemo tenetur…
— О! — ответил с улыбкой немец. — Точно. Фон Шаунбург… Вы ведь баварец? Мы перешли на "ты"?
— Нет, — покачал головой Олег и сел за стол. — Мы не перешли на "ты", но я баварец.
— Очень приятно, — как-то невпопад сказал испанец, возвращаясь на свое место. Похоже, он был уже прилично "подшофе".
— Мне тоже, — кивнул Олег.
— Выпьете? — спросил Грабман. Внешне он был типичным пруссаком. Во всяком случае, в воображении Олега, разбавленном памятью Шаунбурга, северные немцы представлялись именно такими.
"А куда я денусь?"
— Выпью.