— Захватим корабль, Йон поднимет его, — сказал Реми. — Что дальше?
— Полетим в Колонию, — ответил Йон. — А лучше — сразу на Телем.
Реми покачал головой, но тут же сказал:
— Делать больше нечего. Помирать не хочется. Уж если сам Сардар говорил, что Ямамото — дьявол, значит, он и впрямь страшен. Я — за.
— Я — очень за, — сказал Эвис, чем несказанно удивил Йона.
— Все равно, лучше что-то делать, чем так помирать, — сказала Ирам. — Я — за.
Клю вздохнула.
— И я за.
Йон кивнул.
— Тогда с Богом. Ирам — к двери… так?
— Так. — Ирам подошла к двери вплотную. — Отойдите за края, они могут стрелять.
Йон сбоку потянулся к замку, глянул на Ирам.
— Готова?
Девушка распахнула плащ, расстегнулась, сдвинула шляпу на затылок, оттянула ворот.
— Давай.
Йон быстро провел пальцами по выпуклостям на кромке замка, и дверь распахнулась.
Астлины Хелауатауа, видно, и впрямь были «толковыми» воинами по сравнению с рядовым хелианином. Во всяком случае, реакция у них была отменная. Снимаемые с предохранителя арбалеты заскрипели, еще когда раскрывалась дверь, а когда она ушла в стену полностью, раздался согласный глухой щелчок трех или четырех тетив, и прямо в лицо Ирам брызнули стрелы. Она инстинктивно отшатнулась, но не зажмурилась, и древняя астлинская магия, когда-то спасавшая ее предков в длинных войнах древности, спасла и ее. Сантиметрах в сорока перед ее лицом стрелы веером разлетелись в стороны: две вонзились в пол, одна ударила в обрез двери над ее головой, еще одна звякнула где-то сзади.
Йон выглянул на секунду — пока стрелки перезаряжают, подумал он; однако стрелки ничего не перезаряжали. Йон увидел белые, как мел, безбородые мужские лица с одинаково вытаращенными глазами; затем один из полураскрытых ртов проорал что-то вроде:
— Амэва Валаваихва! — и пятеро здоровенных мужчин в серых суконных плащах рухнули перед Ирам на колени, а затем уткнулись бритыми головами в пол.
Ирам сделала шаг вперед. Один из астлинов, не поднимая головы, о чем-то горячо и просительно заговорил. Йон не знал астельского языка, кроме нескольких общеизвестных словечек типа «здравствуйте» и «спасибо», но астлин говорил так выразительно, что не понять его было трудно. Он просил прощения у Великой Госпожи за то, что они посмели богохульно напасть на нее.