Я оторвала пристальный взгляд от мантии и внимательно посмотрела на кровавую маску вместо лица своего знакомого. Секунду рассматривала неестественно блестящие глаза вампира, светящиеся из-под полуопущенных век, потом наклонилась и томно прошептала, почти ласково:

— Помолчи, сокровище сероглазое, мы своих не бросаем…

От моих слов вампир почему-то слабо вздрогнул и стиснул челюсти. Я выпрямилась и снова уставилась на мантию.

— Что вы хотели сказать?

Мантия повернул голову ко мне, но ничего кроме ткани и темного провала я рассмотреть не смогла.

— А вы уверенны, что я желал вам что-то рассказать?

Я почувствовала, как от ярости у меня засветились глаза. Медленно сложила руки под грудью и приготовилась к мгновенной трансформации в любую секунду.

— Если бы вы не имели что мне сказать, то уже вызвали бы слуг или охрану, но отослали бы меня отсюда. Не думаю, что многим оборотням разрешают присутствовать при страдающем вампире. Тем более если в комнате еще имеется и такой сильный маг, как вы.

Мантия молчала, а я продолжила:

— Вам нужно было, чтобы я осталась. Из-за чего?

Мантия вскинул руки — и на мгновение в пышно обставленной комнате с тяжелой старинной мебелью стало темно. Всего на секунду в ней воцарился полумрак, а потом все стало, как прежде.

Я вопросительно на него посмотрела, но не надеялась на пояснения. Ясно, что вампир применил какую-то магию, но что конкретно — мне было непонятно. Однако, к моему удивлению мантия решил дать пояснения все тем же спокойным, уверенным голосом.

— Заклятие Абсолютной Тишины, чтобы нас не смогли подслушать или подсмотреть. И еще пара заклятий, чтобы нам никто не помешал.

Я посмотрела на Николаса, чье дыхание стало куда слабее за последнюю минуту.

— Вас не заботит, что он ранен? — едва сдерживаюсь, чтобы не броситься на мантию, спросила я.

— Нет, — мантия качнул капюшоном. — Он не ранен, а умирает. Думаю, у него осталось несколько минут, может быть час.

— Вы шутите? — опешила я.

— Ничуть. Такими вещами в Империи не шутят.

— И… — я почувствовала, как от избытка негодования стало трудно дышать. — Вы ничего не собираетесь делать?

— Я — ничего не могу сделать, — отозвался Наставник Барей. — Но, вот вы, волчица, думаю, способны кое-что предпринять.