Этих качеств хватало и былым товарищам Симона по борьбе, которые, в отличие от Зилота, проповедовавшего непротивление злу насилием, с прежней яростью сражались против римлян и тех земляков-иудеев, которых считали сторонниками Рима. К началу 40-х годов н. э. вслед за сельской Палестиной волнения охватили и ее города, где тогда появились самые радикальные из зелотов — сикарии. Это имя было присвоено ими как символ их любимого оружия — легко скрываемых под одеждой коротких мечей и кинжалов, объединенных общим названием «сика». Согласно Иосифу Флавию, излюбленным методом борьбы сикариев был индивидуальный политический террор. Чаще всего они атаковали свои жертвы средь бела дня, когда улицы и площади Иерусалима были заполнены толпами людей и нельзя было понять, кто из них мог нанести соседу роковой удар, приблизившись к нему вплотную.
Эти внезапные и незаметные со стороны убийства чаще совершались по базарным дням, а вскоре стали обычным «приложением» к политической жизни Иерусалима: «Когда Синедрион (древнееврейский парламент с ограниченными полномочиями —
Примечательно, что «врагами номер один» для сикариев, в отличие от породивших их зелотов, изначально являлись не римские поработители, а сотрудничавшие с ними представители еврейской родовой и священнической аристократии. Ради возможности уничтожать их, попутно прибрав к рукам имущество «предателей», сикарии были готовы идти даже на контакты и компромиссы с оккупантами. К примеру, правивший в Иудее в 52–60 годы прокуратор Антоний Феликс фактически «сдал» сикариям тогдашнего еврейского первосвященника Ионафана: «Первосвященник Ионафан содействовал назначению Феликса прокуратором, вследствие чего он был ненавистен сикариям. С другой стороны, Феликс начал тяготиться Ионафаном, неоднократно укорявшим его за жестокие и несправедливые действия, и хотел от него освободиться. С этой целью прокуратор вошел в соглашение с сикариями, которые, хотя и были врагами Феликса, тем не менее, предоставили свои услуги в его распоряжение для убийства одинаково ненавистного им первосвященника». В итоге Ионафан был заколот средь бела дня на Храмовой горе. Его убийц, разумеется, не нашли, да особо и не искали до тех пор, пока алчный, сладострастный и нерешительный Феликс не окончил свою службу в Палестине в 60 году.
Его преемником в должности прокуратора Иудеи стал человек совсем другого склада — волевой, жестокий и честолюбивый Порций Фестус. «Когда Фестус прибыл в Иудею, он нашел страну, бедствующую от разбойников, которые предавали грабежу и пожарам все селения, — писал Иосиф Флавий. — Эти разбойники носили название сика-риев. Их расплодилось тогда очень много… Они смешивались во время праздников с народною толпою, отовсюду стекавшуюся в город для отправления своих религиозных обязанностей, и без труда резали тех, кого желали. Нередко они появлялись в полном вооружении во враждебных им деревнях, грабили и сжигали их»[5].
Всего за два года Фестусу удалось покончить с крупнейшим «полевым командиром» зелотов и виднейшим из союзников сикариев Элеазаром, действовавшим в окрестностях Иерусалима более 20 лет. Подчиненные Фестусу легионеры захватили Элеазара и отправили его в Рим. В самом Иерусалиме было арестовано несколько десятков вожаков сикариев, причастных к убийству Ионафана. Их оставшиеся на свободе товарищи тщетно пытались запугать Фестуса, зарезав одного из его слуг-вольноотпущенников прямо у ворот дворца прокуратора. Однако в 62 году в разгар своей деятельности по умиротворению Иудеи прокуратор Фестус внезапно скончался — по одной из версий, от яда, подмешанного ему в вино тайным агентом зелотов.
В отличие от Фестуса, следующий прокуратор Альбин стал прямо-таки подарком для столичных зелотов и сикариев. Для начала он выпустил из тюрем за солидный выкуп большинство их арестованных товарищей, которых не успел распять Фестус. Правда, тогдашний первосвященник Иерусалима Элеазар (не путать с лидером зелотов!) поначалу воспротивился освобождению десятка сикариев, лично причастных к убийству его предшественника Ионафана. Тогда собратья узников похитили личного секретаря Элеазара, которого обменяли затем на «иерусалимскую десятку», что стало едва ли не первым случаем намеренного захвата заложника в истории международного терроризма.
Затем сикарии договорились с Альбином, имевшим в подчинении едва ли не единственную тогда реальную военно-полицейскую силу Палестины — римских легионеров, о том, что те оставят радикалов в покое в обмен на их ежемесячные денежные подношения прокуратору. Впрочем, Альбин обложил новыми налогами практически все население Палестины, еще более осложнив ситуацию в провинции: «В то время к шайкам сикариев, насчитывавших до 50 тысяч человек, начали присоединяться еще около 20 тысяч идумеев, живших к югу от Мертвого моря. Идумеи люто ненавидели евреев-фарисеев с их городами, плодородными землями, кораблями и синагогами».
Роковую роль в дальнейших событиях сыграл последний до Иудейской войны римский прокуратор Гессий Флор, исполнявший свою должность с 64 года н. э.: «Флор хвастливо выставлял свои преступления напоказ народу, позволял себе всякого рода разбои и насилия и вел себя так, будто его прислали в качестве палача для казни осужденных. В своей жестокости он был беспощаден, в своей наглости — бесстыден. Целые округа обезлюдели вследствие его алчности, ибо народ бежал от него, как от зачумленного, в другие провинции»[5].
Крепость камней и сердец
Чашу терпения евреев переполнило известие о намерении Флора забрать себе за недоимки серебряную утварь иерусалимского Храма. Возмущенные горожане, наиболее активную часть которых составили все те же сикарии и зелоты, в 66 году перебили малочисленный по сравнению с ними римский гарнизон и захватили власть в столице. Тогда же сикарии Галилеи, руководимые Менахемом Бен-Йегудой — сыном вождя антиримского восстания 12 года Иуды Гавлонита, осадили отряд римлян, охранявших крепость Массаду (Мацаду) на западном побережье Мертвого моря. После ее непродолжительной обороны римляне сдались на милость победителей, но были перебиты ими до последнего человека. Массада стала главным оплотом сикариев — и оставалась им до самого конца восстания.
Получив от чудом сбежавшего из Иерусалима Гессия Флора известия о мятеже, охватившем всю Палестину, римский легат-наместник Сирии Цес-тий Галл лично возглавил карательную экспедицию. Руководимый Галлом XII легион двинулся к Иерусалиму, сжигая на своем пути все еврейские селения и уничтожая их жителей. Когда Галлу не удалось с ходу взять столицу штурмом, он начал правильную осаду, подтянув к стенам Иерусалима стенобитные и камнеметные машины. Однако собравшиеся в городе крестьяне из окрестных деревень под предводительством вождя тамошних партизан-зелотов Элеазара бен-Симона предприняли против римлян ряд удачных ночных атак. Потеряв многих солдат, Цестий Галл был вынужден снять осаду и отступил, преследуемый зелотами. После этого восстание охватило всю Иудею, Самарию, Галилею и часть Трансиордании.
После победы над Цестием Галлом на Храмовой горе в Иерусалиме было созвано народное собрание. Перед ним стояла задача избрания национального правительства, призванного возглавить борьбу евреев против римлян. Однако в результате выборов к власти пришли не радикалы, отличившиеся в боях против Цестия Галла, а представители умеренных кругов, склонявшиеся к примирению с римлянами на условиях снижения податей и уменьшения давления Рима на повседневную жизнь Палестины: «Выборы оказались весьма неблагоприятными для зелотов, несмотря на то, что они после победы над Цестием и изгнания римлян получили решительное преобладание как в столице, так и в провинции. Элеазар бен-Симон, победитель Цестия, был совершенно обойден на выборах; еще более могущественный в то время вожак зелотов Элеазар бен-Анания, чтобы удалить его из Иерусалима, получил начальство над второстепенной провинцией Идумеей. На самые же ответственные посты в Иерусалиме и Галилее были возведены римские друзья, которые раньше скрывались от преследования зелотов»[5].
В верховное правительство вошли первосвященник Анания бен-Ханан, которого библейские сказания именуют главным судьей и инициатором казни апостола Павла, и возглавивший Синедрион раввин Симон бен-Гамлиель. В свою очередь, они стали назначать руководителями в другие районы страны знатных людей с умеренными взглядами, что пришлось не по душе радикалам — сикариям и зелотам. Особую неприязнь к новым властям проявлял некий Симон бар-Гиора, также известный под прозвищем Абба Сикара — «Отец сикариев».
Сплотив вокруг себя иерусалимских «кинжальщиков», бар-Гиора начал конфисковать имущество столичных богачей, убивая тех из них, кто пытался сопротивляться. Когда первосвященник Анания послал против Аббы Сикары войска, тот со сподвижниками укрылся в крепости Массада у идейного собрата Менахема бен-Йегуды. Правда, вскоре сам Менахем отправился в Иерусалим, чтобы потребовать у Анании и бен-Гамлиеля более подходившей ему должности в центральном правительстве. Но едва бен-Йегуда по приезде в столицу собрался помолиться в Святой Храм, как по дороге туда его, к удовольствию того же первосвященника Анании, зарезал неизвестный сикарий. Или убийца, прикинувшийся сикарием…
Тем временем римский император Нерон отправил на борьбу с восстанием в Палестине опытного полководца, 57-летнего Тита Флавия Веспасиана. В его распоряжение были переданы три легиона, два десятка вспомогательных когорт, отдельные конные отряды и армии союзных Риму царей — всего 80 тысяч пехотинцев и всадников, что составило около половины всех тогдашних войск Римской империи. К концу 68 года Веспасиан планомерно подавил восстание в Галилее, служившей главным источником людских ресурсов повстанцев. Однако покончить с мятежом в Иерусалиме Веспасиану помешало известие о низложении императора Нерона, заставившее полководца приостановить военные действия и отправиться в Рим для участия в утверждении там новой власти.
Действия Веспасиана привели к тому, что к началу 69 года в Иерусалиме собралось много беженцев и бойцов из Галилеи и Иудеи, присоединившихся к вновь усилившейся радикальной партии сикариев и зелотов. Крайние круги, руководимые вожаком столичных зелотов и победителем легата Цестия Элеазаром бен-Симоном, обвинили правительство в неудачном ведении боевых действий и, как это часто бывает в дни революций, в сотрудничестве с врагами.
Как и в эпизоде с Симоном бар-Гиором, первосвященник Анания решил нанести своим идейным противникам упреждающий удар, призвав народ Иерусалима к борьбе против зелотов. Те были оттеснены на Храмовую гору и забаррикадировались в Храме, приготовившись к уличным боям. В это время Анании предложил свои услуги посредника в переговорах с «бунтовщиками» вождь союзного сикариям племени идумеев с юга Иудеи — некий Иоханан Гисхальский. На самом деле этот честолюбец и заклятый ненавистник римлян вел за спиной старого политикана Анании свою игру.
Подтянув к городу своих бойцов и убедив осажденных в Храме зелотов в том, что верховное правительство намерено сдать Иерусалим римлянам в обмен на выторгованное себе помилование, Иоханан во главе коалиции радикалов внезапно обрушился на «силы порядка» под началом Анании. Пошедшие за Иохананом сикарии сожгли дворец первосвященника. Тот пытался спрятаться от них в водосточной трубе, но был найден и убит. Во вспыхнувшей затем резне погибло более 12 тысяч сторонников «умеренного» правительства, а власть в Иерусалиме перешла к соперничавшим друг с другом радикалам Элеазару бен-Симону и Иохана-ну Гисхальскому. Однако личные разногласия этих вождей не помешали подчиненным им сикариям сжечь городской архив со всеми расписками иерусалимских должников, а затем разграбить и раздать всем желающим зерно с городских складов.
Немногие уцелевшие местные аристократы, рассчитывая, по пословице, «вышибить клин клином», упросили вернуться в Иерусалим Симона бар-Гиору, который вел в тот момент успешные партизанские действия против римлян на юге страны. Ночные вылазки и внезапные нападения на небольшие вражеские отряды сделали его очень популярным среди еврейского народа. Однако возвращение Симона лишь спровоцировало в столице вспышку гражданской войны между тремя группами радикалов. В итоге бар-Гиора захватил верхнюю и нижнюю части Иерусалима, Иоханан и его отряды укрепились в районе Храмовой горы, а внутренняя часть Святого Храма попала под контроль людей бен-Симона.
Тем временем римский полководец Веспасиан сам был избран в Риме императором, а его сын Тит отправился в Иудею добивать повстанцев. Больше пяти месяцев он осаждал Иерусалим, где в то время продолжали кипеть усобицы. Конец им положил лишь удачный штурм Храма сторонниками Иоханана Гисхальского, уничтожившего-таки группировку Элеазара бен-Симона. Под грохот римских таранов две оставшиеся партии радикалов наконец объединили свои усилия для защиты города от внешнего врага. Но внутренний кризис был преодолен ими слишком поздно. Летом 70 года легионеры Тита захватили один за другим все районы Иерусалима, сравняли город с землей и практически полностью уничтожили его население, насчитывавшее накануне осады вместе с пришлыми беженцами, по разным оценкам, от 600 тысяч до 1,1 млн человек.