Между тем толпа стала уменьшаться. Некоторые не имеют терпения дотащиться домой, чтобы там смаковать запрещенный напиток… Они выпили его тут же из оловянной посуды и, одуревшие, подперли стены… Нэт решает, что пора принять энергичные меры…

Но вот является помощь.

Зловещий голос, громкий, несмотря на хроническую хрипоту, звучит с порога. Он был похож на визжание тупой пилы по железной полосе.

— Уйдете ли вы, уберетесь ли, окаянные собаки! — скрежещет он. — Вы, пожалуй, думаете, что я плевать стану на закон, лишь бы вам сделать удовольствие? Ну, подымайтесь, да как можно скорей!

Высокий, крепкий, широкоплечий мужчина подкрепляет слова действием. Он хватает одного за руку, другого за плечо. Они шатаются: то ли под действием виски, то ли от его толчков. Ему все равно. Он толкает их и вышвыривает на улицу. Когда бьет полночь, последний пьяница падает головой вперед в снег, на котором отпечатываются его колени и локти.

Дверь «Старого флага» закрывается, ставни запираются, железные запоры фиксируются болтами.

День, посвященный молитве, начался.

В кабачке остаются только трое посетителей. Они неподвижно облокотились на стол.

Догги, хозяин кабачка «Старый флаг», последним толчком плеча в дверь убеждается, что она заперта, а затем подходит к этим троим.

— Эй, старики! Вы остаетесь здесь спать?

И по плечу каждого из пьянчуг он отвешивает весомый удар.

Один из них от толчка катится со скамейки и опускается на пол, как мешок с картошкой.

— Проклятие! — ворчит Трип, второй из этой грациозной тройки.

Он оборачивается, скрежеща зубами, как собака, которая готова укусить. Но его лицо мгновенно разглаживается — он узнал друга.

— Доброе утро, Моп! — кричит Догги, пытаясь разбудить второго спящего.

Затем он оглядывается по сторонам.

— А где же Бам?

Тут он замечает, что Бам и есть тот, кто уже лежит на полу.

— Ох! — говорит Трип, махнув рукой: — Славный парень… но — слаб…

Бама оставляют на полу и начинают разговор.