Это была решительная женщина. На следующее же утро, удостоверившись предварительно, что сын будет обедать в клубе и домой раньше вечера не вернется, она надела дорожное платье, велела горничной найти на Мэрилебон-Хай-стрит кеб и направилась на Шордич-Рэйлвей-стейшн.[17] Здесь она купила билет до Уоттона — ближайшей, как следовало из ее изысканий, к Истон-Холлу станции. Времени было около одиннадцати утра, и миссис Карстайрс рассчитала, что успеет доехать до Норфолка, наведаться, куда ей нужно, и вернуться на Мэрилебон еще до появления сына.

Погода была мягкая, хотя и ветреная, над Эссекской равниной медленно плыли большие перистые облака, и миссис Карстайрс, прислушиваясь к перестуку колес бегущего на восток поезда, испытывала легкое возбуждение. Она находила вполне возможным, что цели своей ей добиться не удастся — вероятно, даже увидеться с миссис Айрленд не получится, — и все же попробовать стоило. Мистер Дикси может отказаться принять ее, сказаться отсутствующим, но вдруг повезет и она застанет его прямо на пороге дома? Это оправдает все усилия. Таким образом миссис Карстайрс уговаривала себя, а поезд тем временем громыхал по рельсам, минуя Колчестер и Меннингтри, где туман стелился так низко, что накрывал мачты стоящих в устье реки пароходов, и гуси большими караванами летели над берегом, удаляясь в сторону Суффолкской равнины. Какой-то господин, сидевший в дальнем конце вагона, посмотрев на небо, вежливо заметил, что может пойти дождь, и миссис Карстайрс столь же учтиво согласилась с таким предположением.

В Ипсуиче она вышла из вагона и направилась в буфет, чтобы подкрепиться стаканом шерри и бисквитом. И действительно, это придало ей бодрости и приподнятое настроение сохранялось почти до того момента, когда промежуточная часть пути завершилась и поезд доставил ее в Уоттон, где миссис Карстайрс вышла на платформу. Окутанная облаком дыма и сажи, она стала схожа с сестрой Синей Бороды, вылезающей в ходе театрального представления из оркестровой ямы, чтобы пробудить трепет в сердцах восхищенных зрителей. И вот только сейчас миссис Карстайрс испытала легкое смущение. Уоттон почему-то представлялся ей оживленным местом, откуда легко добраться куда угодно. Но это было не так. Длинная низкая платформа посреди открытого поля, один-единственный зальчик для пассажиров и столь же одинокий носильщик, который в ответ на вопрос, где здесь можно найти извозчичью пролетку, лишь покачал головой. Ну хоть какую-нибудь повозку, настаивала миссис Карстайрс, поясняя, зачем ей это нужно. «Неужели до Истона не на чем добраться?» — «Вроде бы экипаж Джоррока где-то здесь стоит, мэм». Вот и пришлось миссис Карстайрс, никуда не денешься, забираться в двуколку, которая вместе с двумя тюками соломы и пустой кроличьей клеткой поволокла ее по проселочным дорогам Норфолка со скоростью миль пять в час.

Было половина первого пополудни, с востока дул сильный ветер, и деревья клонились в сторону, словно отворачиваясь, находя совершенно невыносимым вид экипажа, тащившегося по узкой дороге. За оградой из кустарника поля, нагие, вскопанные для будущих урожаев, печально спускались в сторону обширной равнины с ее лесами и вересковой пустошью. Вообще-то журналисты и составители справочников всегда представляют Норфолк местностью весьма живописной, но я лично вынужден признаться, что таковой ее не нахожу, по крайней мере весной. Слишком много полей, плоских как доска, слишком много никуда не ведущих влажных тропинок, по ним и ходить-то опасно — ноги тонут. Слишком много ветра, грязи и тишины, разве что крики птиц доносятся, печальнее которых во всей Англии не услышишь. Миссис Карстайрс, вглядываясь в местность через щели в экипаже, который, вместе с пассажирами, беспощадно трясло на рытвинах и ухабах, все больше находила ее на редкость унылой и заброшенной.

Вряд ли стоит говорить, что к этому времени ее былое возбуждение практически улетучилось. Она сильно продрогла. Путешествие превратилось в сплошную муку. А более всего миссис Карстайрс страшилась того, что, узнай об этой поездке ее сын или кто-нибудь, кому известны обстоятельства дела, она сделается всеобщим посмешищем. Помимо того, было в самом ее положении человека, оказавшегося на изрытой колеями, огороженной с обеих сторон высокой зеленой изгородью дороге, когда в ушах звучат печальные крики птиц, нечто, весьма ей не нравящееся. Быть может, в детстве на ее воображение слишком сильно подействовала гравюра,[18] на которой человека, проезжающего ночью по сельской дороге, преследует какой-то страшный демон, но тем не менее она часто оборачивалась и смотрела на дорогу с выражением мрачного предчувствия чего-то недоброго. В какой-то момент экипаж свернул на унылую мокрую тропу, обсаженную по обеим сторонам деревьями, ветки их, раскачиваясь от порывов ветра, производили впечатление невидимых рук, забирающихся ей под юбки. И миссис Карстайрс почувствовала, что готова отдать все на свете, лишь бы вернуться в уютную гостиную на Мэрилебон-стрит, где можно орудовать щипцами в камине и покрикивать на горничную.

— Одинокое, право, местечко, — сказала она вознице.

— Ваша правда, мэм. Сюда мало кто ездит.

В этот момент экипаж выехал на открытую дорогу, ведущую через пшеничные поля на запад, и настроение у миссис Карстайрс несколько поднялось. Но на сердце было по-прежнему тревожно. Через двадцать минут, самое позднее через полчаса, она окажется на пороге дома мистера Дикси, и как себя прикажете вести? Что, если мистер Дикси откажется принять ее и просто передаст, чтобы она возвращалась домой? Как-то, будучи молодой замужней дамой, она поразила и мужа, и самое себя, высказав мнение о билле 1832 года своему юному соседу за столом на обеде у мистера Пила.[19] Но теперь миссис Карстайрс слишком хорошо знала себя и понимала, что такая отвага в ее характере. Она все еще раздумывала, как ей себя вести в случае холодного приема, когда заметила, что повозка остановилась в том месте, где от дороги отходит тропинка, ведущая направо, к виднеющимся в отдалении воротам, и возница ждет ее распоряжений.

— Что, приехали?

— В двух шагах, мэм.

Миссис Карстайрс быстро огляделась. На протяжении последней полумили дорога вилась вдоль старой кирпичной стены, где густо росли ели. Надо полагать, здесь и проходит граница поместья Истон-Холл. Если повернуть голову на восток, где как раз и проложена ведущая к воротам тропинка, можно обнаружить следы человеческого присутствия: пара жилых домиков и какое-то надворное строение. За ним — покрытая гравием подъездная дорога, частью скрытая за деревьями, и вдалеке — очертания хозяйского дома. Миссис Карстайрс подумала, нужно ли, чтобы ее видели подъезжающей к дому мистера Дикси в крестьянском экипаже, и решила, что нет, не стоит. В то же время экипаж может еще понадобиться. Спускаясь на разбитую дорогу и ставя к ногам ридикюль, миссис Карстайрс обернулась к вознице:

— Если согласитесь подождать, получите полкроны.

Стараясь не терять из виду гравийную дорогу, миссис Карстайрс направилась к дому, думая при этом о нескольких вещах сразу: возница считает ее полоумной; собирается дождь, а она не взяла с собой зонтик; тропа, по которой она сейчас идет, неухоженна, вся в кочках. В детстве у миссис Карстайрс был весьма почтенный двоюродный дедушка — владелец поместья в Кенте, где она очень любила гостить. Там были клумбы и дорожки и даже особенная тропинка у реки, которую она и сейчас, хоть пятьдесят лет прошло, вспоминала с ностальгической любовью. Но Истон-Холл не имел ничего общего с Эдемом из ее детских лет. Деревья теснились прямо у тропы. На траве валялись груды дров, причем сразу было понятно, что срубили их много лет назад; в стороне стоял то ли амбар, то ли сарай — в общем, просторное помещение, где, судя по заливистому лаю, содержались собаки. Вокруг — ни души. А давно не стриженный газон прямо перед домом — впрочем, не дом, а барак какой-то, подумала миссис Карстайрс, жить в нем, вероятно, очень неуютно — производил впечатление такой заброшенности, что она не на шутку испугалась увидеть заколоченную дверь.

Но к счастью, на стук откликнулись, дверь открыла всего лишь служанка — практически ребенок, как показалось гостье, — с кукольным личиком. На миссис Карстайрс она посмотрела так, что стало ясно: посторонние наведываются в Истон-Холл нечасто. Однако же миссис Карстайрс умела обращаться с прислугой. Достигнув определенного возраста, она стала находить особенное удовольствие в том, чтобы командовать слугами, ставить в тупик и вообще всячески смущать. Так что неясность ситуации, возникшей здесь, в Норфолке, у мрачного входа в дом, куда с немалым трудом через ветви деревьев пробивался солнечный свет, лишь укрепила ее решимость.

— Мне надо поговорить с твоим хозяином. С мистером Дикси. Он дома?

Девушка, по виду лет семнадцати, продолжала молча смотреть на гостью.

— Мистер Дикси дома?

— Как вас зовут, мэм?

И с этими словами она поспешно исчезла, оставив миссис Карстайрс в холле раздумывать наедине с собой о том, не лучше ли прямо сейчас уйти и положить конец всему этому предприятию. И тем не менее, говоря по правде, пока она была более чем довольна. Что бы там ни случилось дальше — допустим, Синяя Борода скрывается в стенах Истон-Холла, — она по крайней мере дошла до входа в этот дом и теперь может составить хоть какое-то представление об особенностях его устройства. Оглядевшись, миссис Карстайрс обнаружила, что стоит — сесть ей никто не предложил — в просторном холле с обветшавшей, но в своем роде изящной обстановкой, с офортами на стенах и огромным количеством сваленных в кучу тростей и башмаков на толстой деревянной подошве. Она подошла поближе и принялась рассматривать гравюру с изображением битвы при Куллодене, когда в холл, едва переводя дыхание, влетела служанка.

— Завсегда пожалуйста, мэм, только хозяин просит вас немного подождать.