— Не бойся, — фангра сжала мое плечо, — духи не убийцы.

Я скинул ее руку, снова посмотрел на Аню. Под ворохом пледов виднелась только голова: слипшиеся от пота волосы разметались на скомканном ворохе одежды, лицо стало бледным, отдавало синевой.

— Ты, как и другие, не имеешь понятия, на что они способны, — поднял глаза на Елрех.

Как и я. Я тоже не думал, что они подвергнут Аню такому риску.

Фангра свела белые брови, поджала губы. За последние периоды сеть возраста на ее коже заметно углубилась. Полукровка сильно привязалась к Ане и переживает, как за единственную родную и близкую в этом мире.

Как и я.

Она сглотнула и сказала:

— Я присмотрю за ней, а ты сходи проветрись. Нет твоей вины в том, что с ней случилось.

Кулаки сжались непроизвольно. Я склонился к фангре так, чтобы видеть ее глаза вблизи.

— Вины нет?! — полушепотом уточнил. — Ты настаивала, чтобы я рассказал ей обо всем. Я не послушал.

— Ты опасался, что она будет сдерживаться, — отступила на полшага.

Даже гордая фангра боится. Пугаю всех вокруг. Когда-то это казалось правильным, так почему сейчас раздражает? Будто я монстр, похуже всякой нечисти.

Полукровка все же вскинула голову и упрямо произнесла:

— Асфирель не добилась бы такого успеха, а ее жизни уже ничего не грозит.

Асфирель… Невинный рассвет. Фангра могла бы придумать более подходящее имя. Я скривился и, направившись на улицу, сказал:

— Если бы послушал тебя, ее жизни ничего бы не угрожало. В следующий раз настаивай на своем до последнего.

Упрекать себя мне еще не доводилось. Духи Фадрагоса!

Солнечный свет ослепил, свежий воздух заполнил легкие. Прищурившись, я разглядывал долину. Потер шею, вспоминая жалобу Ани, что Айссия не сводит шрам от кинжала. Слепец. У нее просто не осталось сил. В тот момент она отдавала мне последние крохи.

Молодая роща выросла на пустыре за сутки: тополи уже готовились раскрыть почки, птицы осторожно слетались отовсюду. Вереск цвел.