— А если я не желаю?

— Вы не желаете драться?

— Нет.

— В таком случае вас заставят.

— Кто?

— Господин Власьев.

— Каким образом?

— Он будет в праве поступить с вами, как с человеком, отказавшимся от вызова.

— То есть побить меня, горбатого? Но это ему не удастся. Я его не пущу к себе, а сам к нему тоже не поеду. Все, что он может сделать, — бранить меня за глаза, но это мне безразлично.

— В таком случае мы не знаем, что делать.

— Я вам посоветовать ничего не могу.

— Но согласитесь, что это выходит за пределы всяких условий порядочности.

— Может быть.

— Это ваше последнее слово?

— О нет! Если угодно, мы можем еще говорить.

— Нет, я разговаривать больше не желаю. С меня довольно, — сказал Тарусский, вставая.

Алтуфьев тоже встал.

— Нам остается только уехать, — обернулся к нему Тарусский, держа в левой руке шляпу, а правую положив в карман.

Алтуфьев поглядел на Рыбачевского. Тот сидел в кресле, скрестив коротенькие ножки.

Тарусский, не вынимая руки из кармана и не кивнув головой, направился к двери. Алтуфьев тоже молча направился за ним.