— Я не ошибаюсь, — спокойно ответил Линг Чу. — Скажите вон тому полицейскому, что стоит напротив, что я ошибся и спутал вас с мистером Мильбургом, подозреваемым в убийстве, — и тогда мы посмотрим...
У Мильбурга от страха задрожали губы, лицо его стало серым.
Сопровождаемый китайцем, он покинул станцию Ватерлоо. Дорога на Бонд-стрит казалась ему страшным сном. Он не привык ездить на автобусе, поскольку всегда заботился о личном комфорте и никогда на этом не экономил. Линг Чу, напротив, охотно ездил в автобусе и чувствовал себя там прекрасно.
За все время пути они не обмолвились ни словом. Мильбург приготовился к разговору с Тарлингом, так как полагал, что китаец просто послан сыщиком, чтобы доставить его к нему. Но в квартире Тарлинга не оказалось.
— Ну так что же вам от меня угодно? — спросил Мильбург, стараясь сохранить невозмутимость. — То, что я мистер Мильбург, это правда, но вот насчет убийства — гнуснейшая ложь!
К Мильбургу потихоньку возвращалась его обычная смелость, а вернее сказать, наглость.
Сначала он думал, что Линг Чу прямо доставит его в Скотленд-Ярд и что там его арестуют. А тот факт, что они прибыли на квартиру Тарлинга, слегка приободрил его, положение показалось ему не настолько отчаянным, как он полагал.
Линг Чу повернулся к Мильбургу, схватил его за кисть руки и применил прием восточной борьбы джиу-джитсу. Прежде чем Мильбург сообразил, что случилось, он уже лежал ничком на полу, а Линг Чу упирался коленом в его спину. Он почувствовал, как нечто вроде петли обвивается вокруг кистей его рук, потом ощутил пронзительную боль, когда китаец защелкнул наручники..
— Встать! — круто сказал Линг Чу, и Мильбург почувствовал, что китаец много сильнее, чем кажется.
— Что вы хотите со мной делать? — стуча зубами от страха, спросил он.
Вместо ответа Линг Чу схватил его одной рукой, а другой открыл дверь и втолкнул в маленькое, скудно меблированное помещение. Он толкнул Мильбурга к железной кровати, стоящей у стены, так, что тот тут же на нее рухнул.
С нечеловеческой точностью, можно даже сказать, с основательностью ученого китаец приступил к делу. Сперва он прикрепил длинную шелковую веревку к решетке над изголовьем и потом искусно надел на шею Мильбурга петлю, так что тот не мог двинуться, не рискуя задохнуться.
Линг Чу снял с него наручники и привязал руки и ноги к кровати.
— Что... Что вы хотите со мной сделать? — снова жалобно заскулил Мильбург, но не получил никакого ответа.
Линг Чу вытащил откуда-то страшного вида нож, и Мильбург стал кричать. Он был вне себя от ужаса, но ему предстояло пережить еще более страшные вещи. Китаец заглушил его жуткий вой брошенной на лицо подушкой. Потом он разрезал платье Мильбурга по пояс и удалил обрезки.
— Кричать бесполезно, — тихо сказал китаец. — Я тут всегда так пою, что люди приходят с других этажей узнать, не зовет ли кто на помощь. А это я пою китайские песни своим китайским голосом.
— Вы не смеете... Не смеете вы меня мучить! — тяжело дыша, прохрипел Мильбург. — Это незаконно! — Он сделал последнюю попытку спасти себя: — За это вы попадете в тюрьму!
— Почему же и нет? — сказал Линг Чу. — Разве вся жизнь и так не тюрьма? Я посижу в тюрьме, а вам наденут на шею петлю и вздернут на виселицу.
Он снял подушку со смертельно-бледного лица Мильбурга, так что тот мог теперь видеть все движения китайца. Линг Чу с удовлетворением осматривал результаты проделанной им подготовительной работы. Потом он подошел к маленькому стенному шкафчику и вынул оттуда коричневый пузырек. Сам он сел на кровать и стал разговаривать со своим пленником. Он плавно говорил по-английски, хотя временами делал паузу, ища нужное слово. Иногда он употреблял торжественные высокопарные выражения. Иногда становился педантичным. Он говорил медленно, с ударением на каждом слове.
— Вы не знаете китайцев. Вы ведь не были в Китае и не жили там... А если бы вы пожили там... Не так, конечно, как ваш господин, что проторчал несколько недель в хорошей дорогой гостинице портового города, ничего не поняв... Так вот, если б вы пожили в Китае по-настоящему, вы знали бы...