— Да, две. Но кому вторая — не знаю...

— Мы-то это разузнали. Кстати, оба формуляра были заполнены одним и тем же почерком.

— Да, но...

— Милая Одетта, больше тебе не о чем беспокоиться.

И хотя в ближайшее время предстоит проделать еще очень много тяжелого, но ты должна бодро глядеть в будущее, и не только ради себя и своей матери, но и ради меня.

Несмотря на всю тяжесть своего положения, она улыбнулась ему и обратила к нему взор, полный любви. Но слова говорили другое:

— Джек, ты слишком самоуверен...

— Что ты имеешь в виду?

— Ты уверен, — она покраснела до корней волос, — что я люблю тебя и выйду за тебя замуж?

— Да, именно в этом я и уверен, — медленно проговорил Тарлинг. — Может, с моей стороны это лишь тщеславие, но я уверен в этом. Не знаю, как объяснить... Неужели я ошибаюсь?

— Нет, ты не ошибаешься... Не ошибаешься, Джек.— Она вторично назвала его по имени.

— Но сейчас, Одетта, я должен доставить тебя к твоей матери.

Дорога показалась ему слишком короткой, хотя они и шли очень медленно. Счастье переполняло его и казалось прекрасным сном.

У ворот парка Одетта достала ключ, отперла замок, и они вошли.

Твоя мать знает, что ты в Гертфорде? — вдруг спросил он.

— Да, я была у нее перед тем, как пойти за тобой.

— Она знает?..

У него не хватило смелости закончить фразу.

— О Мильбурге? Нет, не знает, — сказала Одетта. — Если бы она узнала, то сердце ее не выдержало бы страшной правды. Она очень любит Мильбурга. Она любит его так сильно, что слепо верит всем его объяснениям насчет таинственности его приходов и уходов. Ее сердце не терзается никакими подозрениями.

Они подошли к тому месту, где Тарлинг поднял портфель. Дом стоял, погруженный в темноту, нигде не пробивалось ни лучика света.