Не обошли вниманием гурзуфский дом и актеры – Олег Ефремов, знакомство с которым началось у Книппер-Чеховой, Игорь Кваша, Михаил Козаков. Последний даже стал в Гурзуфе жертвой собственной популярности. Мы уже рассказывали, что гурзуфские пляжи были чудовищно переполнены, поэтому те, кто имел в Гурзуфе знакомства и связи, добывали себе пропуска на пляжи санаториев или Артека. Козаков, отдыхавший в Мисхоре, приехал в гости к Николаю Борисовичу (было это в 1974 году). Наутро после вечера, проведенного в застольной болтовне и чтении стихов, которых Михаил Михайлович, как известно, помнил бесчисленное количество, он отправился на артековский пляж по заимствованному у кого-то из наших пропуску. Охранник, прочитав фамилию, поднял глаза, узнал знаменитость и… не пустил. Трудно сейчас уже вспомнить, огорчило это Козакова или обрадовало. По слухам охранник потом с гордостью рассказывал, как «не пустил Козакова на пляж».
В заключение хочется сказать несколько слов и о наших родителях, впитавших в себя с самого детства привязанность к Крыму и любовь к Пушкину.
Зоя Борисовна (1922–2010) не пошла по стопам родителей в выборе профессии, хотя унаследовала от них любовь к литературе. И всячески старалась прививать ее нам. Живя с нами в Гурзуфе, неизменно читала нам на ночь Жюль Верна, Гоголя, Льва Толстого. Знала она наизусть великое множество стихов, особенно, конечно, пушкинских, и очень часто – всегда к месту – их цитировала. Окончила Зоя Борисовна архитектурный факультет Всероссийской академии художеств, работала в Ленпроекте и много лет преподавала на кафедре интерьера Мухинского училища (ныне это Художественно-промышленная академия имени А.Л. Штиглица). Забавно, что в советские времена училище, неофициально конечно, называли «Штиглицем» («он учится в Штиглице»). Теперь же, когда историческая справедливость восстановлена и училище носит имя своего основателя, его – тоже неофициально – зовут «Мухой». Зоя Борисовна – автор интерьеров «Пушкинского кафе», бывшей кондитерской Вольфа и Беранже, откуда на роковую дуэль уехал Пушкин. Опять Пушкин! В последние годы Зоя Борисовна много занималась мемуаристикой, рассказывая о замечательных людях, с которыми благодаря родителям свела ее судьба. Ее перу принадлежат воспоминания «Канал Грибоедова 9», «Зоя Томашевская рассказывает».
Николай Борисович (1924–1992) избрал в отличие от сестры специальность семейную. Он был филологом-романистом, но литература русская неизменно входила в сферу его интересов. Автор многих переводов и статей по проблемам испанской и итальянской литератур, он отводил в своих работах немалое место испанско-русским и итальянско-русским культурным и литературным связям. Посвященные этим проблемам работы собраны в книге «Традиция и новизна», основную тему которой автор определил словами Ахматовой:
Подобно отцу и старшей сестре, Николай Борисович много занимался и преподаванием. Он преподавал историю западного театра в ГИТИСе, вел семинар прозы в Литературном институте имени Горького. В университетах Рима и Неаполя он читал курсы русской литературы. В Италии деятельность его была оценена высоко: его избрали академиком Флорентийской академии искусств, одним из первых членов которой был Микеланджело Буонаротти.
Во второй половине жизни в Гурзуфе он проводил не меньше времени, чем Ирина Николаевна, и себя любил называть московско-крымским жителем. Незадолго до смерти Николай Борисович совершил весьма нестандартный поступок. В семье все – и старшее поколение, и Зоя Борисовна с Николаем Борисовичем – очень сопереживали судьбе выселенных из Крыма татар. Когда же в годы перестройки татарам было разрешено возвращаться в Крым, Николай Борисович принял решение отдать часть гурзуфского участка татарской семье для постройки жилья. Пожелание было одно – семья должна была быть гурзуфской, из окрестностей холма Болгатур. И семья такая нашлась: родители Фикрета Меметова жили до депортации по соседству с домом Томашевских. Активное сопротивление местных властей вынудило Николая Борисовича к не менее активным хлопотам, и в результате семейство получило нижнюю половину нашего участка. Но «ни одно доброе дело не остается безнаказанным»: первое, что сделали новые соседи, это перекрыли значительную часть нашего замечательного вида, соорудив на своем доме башню в псевдомавританском стиле, а затем и вовсе застроили всё вокруг. Николай Борисович этого уже не увидел – тут, наверное, позволительно сказать «к счастью». Не увидел и невыполненных обещаний по поддержанию в порядке дома и сада, уходу за могилами родителей.
С домом пришлось расстаться в 2006 году: содержание его стало непомерно дорогим. Дом постройки «до 1917 года» как указано в документах всё больше и больше требовал капитального ремонта, а арендная плата на землю всё росла и росла. По украинским законам мы могли иметь в собственности только дом, но не землю. К тому же Гурзуф стремительно терял и продолжает терять свой первозданный облик. Огромные многоквартирные дома, растущие как грибы, попросту безобразны, многочисленные частные гостиницы, может быть, и красивы сами по себе, но никаким образом не вписываются в природный гурзуфский ландшафт. Дом Томашевских после ряда перипетий стал собственностью семьи Меметовых и вошел в комплекс их частных гостиниц. Теперь его не видно ниоткуда, участок окружен высокими каменными стенами. Единственное, что можно разглядеть – это то, что наши кедры, сосны и кипарисы на месте. И это не может не радовать.
Память о Томашевских всё же жива в Гурзуфе. Ежегодно в день рождения Бориса Викторовича местный музей Пушкина организовывает вечера его памяти. В этот день, а также в дни Пушкинского праздника сотрудники музея посещают и полузаброшенное гурзуфское кладбище, где покоятся Борис Викторович и Ирина Николаевна.
Таврида
Вступление
В разделе «Таврида» рассказывается о последних днях Крымского ханства, о завершении многовековой борьбы русского народа за Черное море, о начале русского Крыма. Книга не претендует на всесторонний охват темы, она должна дать лишь представление о ней. Для этой цели избраны маленькие очерки, рассказы, статьи. Девять циклов, в которые входит тридцать очерков, расположены в хронологическом порядке (с 60-х годов XVIII века – по 30-е годы XIX века).
Очерки написаны на основании документальных материалов, печатных и рукописных[7]. Старые карты, чертежи, экспликации, рисунки и портреты были иногда незаменимы для изображения мест и людей описываемого времени.
Для понимания исторической закономерности акта, именуемого присоединением Крыма (1783 год), необходимо, хотя бы в общих чертах, проследить русско-крымские связи с древних времен.
Памятники материальной культуры и письменные источники дают сведения о прошлом населении Северного Причерноморья. Но до настоящего времени не вполне ясен во-прос о древнейшем заселении Крыма и сменах племенного состава его обитателей, а также о взаимоотношениях местных жителей с пришлыми колонизаторами: пелопоннесскими греками (с VI века до н. э. по III–IV века н. э.), римлянами (в конце I века до н. э.), византийскими колонизаторами и сменившими их венецианцами и генуэзцами (XIII–XV века) и наконец с татарами (с 20-х годов XIII по 70-е годы XVIII века). Не вполне известны историкам и археологам состав местного населения в разные эпохи и преемственная связь древних народов (в том числе славян) с племенами, следы которых оставило Средневековье.
О начале русско-крымских связей и появлении русских людей в Крыму мы знаем очень мало. Существует лишь несколько византийских свидетельств и глухих упоминаний в русских летописях. Согласно этим источникам, начало русско-крымских отношений датируется серединой IX века.
Византийская империя вела длительные войны и была заинтересована в союзе с Русью. Помощь русов уже в IX веке стала необходимой гарантией существования Византийского государства, и в особенности его черноморских колоний с их центром на полуострове – в знаменитом Херсонесе Таврическом. Правда, византийские императоры, боясь усиления могущества «великого народа русов», постоянно натравливали на Русь орды печенегов и других кочевников. Поэтому мирные соглашения Киевской Руси с Византией прерывались с вероломством, которое было столь характерно для политики послеюстиниановской империи.
Этим объясняются устрашавшие Византию походы Руси на Царьград, предпринятые князьями Олегом, Игорем и Свято-славом. Знаменитый договор Игоря с греками был заключен после похода 944 года. На этот раз греки, встревоженные появлением многочисленных русских дружин (в союзе с печенегами) у берегов Черного моря, поспешили предложить Игорю мир на выгодных для Руси условиях. Договор касался и Крыма, т. е. отношений Киевской Руси с греческой колонией на полуострове. Создалось такое положение, при котором Крым мог стать русским уделом. Чтобы предотвратить это, греки шли на всевозможные уступки, соглашаясь на военный протекторат Киевской Руси. Вот что гласит договор: «А о Корсуньстей стране. Елико же есть городов на той части, да не имать волости, князь Русский, да воюеть на тех странах, и та страна не покоряется вам», т. е. русские не должны присваивать себе власти над страною Херсонесскою и городами ее; «Аще обрящуть в устье Днепрьскомь Русь корсуняны, рыбы ловяща, да не творять им зла никако же», т. е. русские не должны творить никакого зла херсонесцам, ловящим рыбу в устье Днепра.
Греки стремились к тому, чтобы Крым оставался для русских лишь местом временных промыслов и торговли, но никак не осваиваемой землей. В договоре сказано, что русские не должны зимовать в устье Днепра и в «левобережьи», т. е. в местах, исконно привлекательных для Киевской Руси, а «при наступлении осени да идут в домы свои, Русскую землю».
В то же время договор предусматривал русскую охрану крымских земель: «А о сих, оже то приходить чернии болгаре, и воюють в стране Корсуньстей, и велим князю рускому, да их не пущаеть: пакостять стране его». Такое условие было возможно лишь при наличии военных баз. Русские форпосты, вероятно, находились на всем побережье и главным образом на его западных и восточных окраинах. Многие историки именно к этому времени приурочивают начало Тмутараканского удела. Однако для создания удела было недостаточно связей с Византией и береговых форпостов – надо было покончить с властью хазар на восточной окраине полуострова.