Я мог видеть, как некоторые красные убегают от нас по главной (и единственной) улице деревеньки, а другие их сотоварищи обстреливают нас из стрелкового оружия и бросают в нас гранаты. Приняв решение израсходовать часть нашего драгоценного боезапаса, я приказал моему башнёру расчистить нам путь. Два осколочно-фугасных снаряда разметали по сторонам всех оставшихся красных, и стрельба вокруг нас прекратилась.
С резким рывком мы остановились около земляной стены загона для скота какого-то фермера. В этом загоне валялось много туш разных домашних животных, с ногами, задранными вверх. Справа от нас два «Королевских Тигра» время от времени вели огонь по деревне, а рядом со мной «Пантера» Капо продвинулась вперед по главной улице, послав несколько снарядов вдоль нее, в небольшую площадь, которая просматривалась в конце улицы.
Я оглянулся на склон у нас за кормой. Третья «Пантера», оставшаяся от нашего взвода, застряла на склоне, из ее моторного отсека тянулась струйка черного дыма. Она дергалась и делала рывки вперед, как будто намереваясь продолжить свой путь, но было ясно, что ее шасси заклинило. За ней масса германских пехотинцев неслась вниз по склону, отнюдь не дисциплинированными группами, но единой ордой в голубых пятнистых камуфляжных комбинезонах и форме цвета «фельдграу»[14], каждый сам по себе, сквозь еще витающий в воздухе сизый дым разрывов, стараясь как можно быстрее добраться до нас. Всходившее за их спинами солнце заливало своим сиянием обуглившиеся стволы сосен, вырисовывая длинными тенями неровности почвы на склоне и массы людей, старающихся преодолеть их.
Эта толпа исступленно спасающихся людей преодолела около сотни метров склона, когда на нее снова обрушился залп реактивных снарядов «катюш». За то время, пока мы в танках спускались вниз по склону, расчеты советских реактивных установок явным образом поменяли наводку так, чтобы залп пришелся по склону, – и вот теперь снаряды с осколочно-фугасными и зажигательными боевыми частями обрушились прямо в толпу бегущих по склону пехотинцев.
Первой жертвой этого залпа стала застрявшая на склоне «Пантера», причем именно в тот момент, когда толпа солдат огибала ее. Колоссальной силы удар реактивного снаряда начисто сорвал башню танка с его корпуса, швырнув экипаж танка прямо в массу бегущих солдат, где они сразу же исчезли под тысячами полевых ботинок. Второй снаряд взорвался прямо посреди бегущих людей, а потом и еще один – и я отвел взгляд от этой бойни и вида летящих во все стороны частей человеческих тел.
Сквозь уже порядком запылившийся смотровой прибор я мог видеть перед нами обширный выгон у околицы деревни, разбитые дома и кормовой броневой лист «Пантеры» Капо, который двигал стволом орудия влево и вправо от осевой линии главной улицы деревни, высматривая возможные очаги сопротивления. Я увидел группу советских солдат, выскользнувших из пустого проема двери справа от танка Капо, держащих в руках небольшие угловатые предметы, в которых я тут же узнал русские противотанковые мины – мне приходилось их видеть. Мой башнёр тоже увидел и узнал их – и дал очередь из спаренного с башенным орудием пулемета МГ. Красные рухнули на мощенную булыжником улицу, их тела катились по камням мостовой под ударами пулеметных пуль. Слева от меня два громадных «Королевских Тигра» прогромыхали к окраине деревеньки и остановились около живописного деревянного здания как олицетворенная мощь войны. Затем они медленно объехали всю деревню, использовав незамощенный проселок, который проходил рядом с селением через заливной луг.
Как только моя «Пантера» начала входить в селение, тут же, следуя по пятам за ней, его стала заполнять и германская пехота. Сотни наших оборванных и истощенных товарищей, сумевших спуститься сквозь ад огня на склоне, бежали, шли или брели, хромая, за «Королевскими Тиграми», тогда как другие – лучше вооруженные и явно более бдительные – осторожно продвигались вслед за нами к центру селения, внимательно осматривая фасады домов и проверяя сады в поисках спрятавшихся неприятельских солдат.
На центральной площади деревни, где остановились «Пантеры» Капо и моя, наше внимание тут же привлекла колонна русских грузовиков, у которой можно было разжиться горючим, и группа русских пленных солдат, согнанных вместе. Мы тут же приспособили их к делу, как только убедились, что грузовики заправлены бензином, а не дизельным топливом. Снабдив пленных ручными насосами, мы поручили им перекачивать драгоценное для нас топливо из бензобаков грузовиков в две оставшиеся «Пантеры».
Несколько снарядов упали и разорвались среди домов деревеньки, сорвав с них крыши и заставив сложиться стены, но обстрел явно стал терять интенсивность – русские артиллеристы, похоже, еще не сообразили, что их солдат в деревне уже нет. Когда обстрел несколько утих, гражданские жители деревни и беженцы сгрудились вокруг наших «Пантер» и стали упрашивать нас взять их с собой, увезя от окружающих красных.
– Нам предстоит прорываться сквозь Шпревальд на запад, – отвечал им Капо. – Это опаснейшая задача, и мы не можем задерживаться здесь ради вас.
Жители деревни, беженцы, солдаты и наши танки покинули деревню и двинулись к редколесью, которым начинался Шпревальд, наша цель, под первыми деревьями которого стояли два «Королевских Тигра». Вслед за нашими «Пантерами» устремилась пешком толпа в несколько сотен гражданских жителей и беженцев. Миновав «Королевских Тигров», мы стали ведущими. Местные жители оказались кстати – одна из женщин с карабином через плечо, плотно прижавшись к нашей башне, указывала нам самые широкие просеки, помогая как можно быстрее добраться до самой чащи леса.
Когда деревня, пропав из вида, осталась далеко позади, я услышал рев самолетных двигателей.
Троица красных самолетов того типа, известного как штурмовики[15], пронеслась над оставшейся за нашими спинами деревней, обстреливая ее с бреющего полета из всего бортового оружия. Я увидел, как крайние, еще видные над деревьями крыши ее домов, крытых красной черепицей, разлетелись на куски. К тому времени, когда мы заворачивали за поворот дороги и втягивались в лес, вся деревня уже окуталась непроглядным облаком дыма и пепла.
Русские наконец-то поняли, что мы прорвались сквозь их огонь. Судьба Маркхофа нас больше не интересовала, он остался за нашими спинами, и мы должны были забыть про него. Теперь мы были там, куда и стремились, в самом Шпревальде, так что нам оставалось только пересечь его и прорваться на запад.
– Что ж, вот мы и в котле, – сказал мне Капо, связавшись со мной по радио из своей «Пантеры». – Теперь мы стали котловыми танками.
Немецкое слово «Kessel» означает: котел, емкость для кипячения воды. В переносном значении котел представляет собой группу войск, окруженную врагами, но не желающую сдаваться окружившим ее. Так что котел – это живая, дышащая масса солдат и гражданских, танков, транспортных средств, лошадей и телег. Теперь мы были частью такого котла.
Прорыв из котла
Сказать, что мы были в котле не одни, было бы чертовским преуменьшением. Котлом был весь Шпревальд, расположенный несколько восточнее небольшого городка Хальбе, места, названия которого я никогда ранее не слышал, но никогда не смогу забыть. В Шпревальде росли в основном древние дубы, сосны и березовый подлесок, этот лесной массив протянулся километров на тридцать с востока на запад, перемежаясь небольшими озерами, вересковыми пустошами и противопожарными полосами, где не росли никакие деревья. Вся эта местность теперь кишела людьми – десятками тысяч людей, как мы стали понимать, когда углубились в чащу леса, направляясь на запад.
Лесные просеки – полосы ничем не покрытой земли, служащие для вывоза сухих деревьев, но никак не для прохода армии, – были переполнены людьми, идущими, ковыляющими, едущими и скачущими на запад. Часть их была военнослужащими всех званий, знаков различия и формы одежды, в том числе вермахта, войск СС и подразделений фольксштурма, все перемешанные между собой. Фольксштурмисты были одеты в гражданскую одежду, но были вооружены «панцерфаустами» (фаустпатронами) и грубо сделанными автоматами, производившимися специально для их вооружения. Среди военных было много раненых, они брели на костылях или ехали, усевшись на любой транспорт, который согласился принять их, – будь то танк, грузовик или запряженная лошадью телега. Люди спали, примостившись на броне танков, медленно ползших вдоль просек, или сидели на их башнях, свесах брони над гусеницами или даже верхом на башенных орудиях, время от времени клюя во сне головой и на минуту просыпаясь.
С военными смешивались и гражданские беженцы – пожилые мужчины, женщины всех возрастов, множество детей; все они устало брели или просили подсадить их на какой-нибудь транспорт. Кое-кто из гражданских были вооружены охотничьими ружьями, пистолетами или армейскими карабинами, выглядели они похожими на солдат – с одним только вещевым мешком за плечами и с карабином в руке. Другие двигались вместе со своим немудреным домашним скарбом, который везли в ручных тележках или на телегах, запряженных лошадьми или волами. Некоторые из беженцев гнали с собой и домашний скот, и довольно часто нашим танкистам приходилось спрыгивать с «Пантеры» и расчищать себе путь среди стада коров, свиней или овец, которых гнал перед собой длинной палкой фермер.