— Зоя Евдокимовна, я очень благодарна вам за заботу о моём ребёнке, вы замечательный воспитатель, и Миша всегда говорит о вас только хорошее, — подсластив пилюлю, Люба собралась с духом, — но есть некоторые вопросы, которые касаются только нашей семьи. Если ваши расспросы продиктованы единственно заботой о ребёнке, то могу вам сообщить, что июль и август, до первого сентября включительно, Миша будет находиться в деревне Озерки Московской области. Если же — нет…
— Да будет вам известно, что одной из обязанностей воспитателя является владение полной информацией о местонахождении каждого ребёнка группы в летний период, — переходя на официальный тон, но, не снимая с лица приветливой улыбки, перебила Любу Зоя Евдокимовна, — так что будет лучше, если свои домыслы о причинах, заставляющих меня интересоваться вашими семейными делами, вы, Любовь Григорьевна, оставите при себе. Мишенька, за тобой мама! — прекращая неприятный разговор, воспитательница прошла в игровую, переключив своё драгоценное внимание с ребёнка погибшего героя на детей простых смертных.
Выйдя из метро, Люба решила не садиться на троллейбус, а, воспользовавшись чудесной летней погодой, дойти до дому пешком. Миновав площадь перед Киевским вокзалом, Шелестовы свернули вправо и, оказавшись на набережной, неторопливо пошли вдоль Москвы-реки.
— Ты знаешь, Миш, воспитательница на тебя жаловалась, — держа в одной руке сумку, а в другой — руку сынишки, Люба сверху посмотрела на тёмную макушку Мини.
— Опять? — вскинув голову, Мишаня недовольно надул щёки. — Вот бывают же такие ябеды!
— Разве можно обзывать взрослого человека ябедой? Зоя Евдокимовна — твоя воспитательница, и ты обязан относиться к ней с уважением, — серьёзно проговорила Люба. — Ты не хочешь мне рассказать, что там у вас сегодня случилось?
— Зачем? Ты же уже и так всё знаешь, — попытался вывернуться Миня.
— Знаю, но мне бы хотелось услышать это от тебя.
— Хорошо, — уступая настояниям матери, Мишенька сдвинул бровки и стал рассказывать: — Сегодня в старшую группу привезли шахматы и поставили их на полку в шкафу. Когда все ребята пошли мыть руки, мы с Серёжей залезли на стулья и достали себе по коробочке.
— А вы спросили разрешения у Зои Евдокимовны?
— Конечно, нет, мамочка.
— А почему «конечно»?
— Так она же всё равно не разрешила бы, — удивляясь недогадливости мамы, Минечка поднял на неё лучистые карие глаза. — Ты даже не представляешь, какая она жадная, — возмущённо сказал он.
— Ну об этом мы поговорим с тобой позже, — стараясь не рассмеяться, Люба прикусила нижнюю губу, — ты давай рассказывай, что произошло с этими шахматами потом.
— Потом мы стали в них играть, — не моргнув глазом, сообщил юный похититель.
— Как же вы могли в них играть, если ни ты, ни Серёжа не знаете шахматных правил?
— Мы же не в шахматы играли.
— А во что можно играть в шахматы, кроме самих шахмат? — поставленная ответом сына в тупик, Люба сбавила шаг.
— Мы играли в зоосад, — терпеливо пояснил Миня. — У нас там были слоны, коняшки, бегемоты и даже жираф. Правда, животных получилось больше, чем досок, и для всех домиков не хватило, потому что досок было всего две, — важно добавил он. — Мама, ты не представляешь, как у нас с Серёжей всё здорово вышло! Из пирамидок с кружочками на голове мы придумали сделать забор. Но тут из умывальника вернулся Вадик и начал переставлять всё по-своему. Серёжа его отпихнул, чтобы он ничего нам не ломал, а Вадик стал драться. Тогда я ему сказал, что он дурак, — честно выдал Миня, — а он почему-то обиделся, хотя ты и говоришь, что на правду обижаться нельзя.
— А плохие слова говорить можно?