Книги

Танго втроём. Неудобная любовь

22
18
20
22
24
26
28
30

— Не пихайся, Ласточкин, я всё равно не пойду просить за твоего приятеля.

— Это ещё почему? — Еле сдерживаясь, Николай сжал свои огромные ладони в кулаки.

— Кто-то же должен поехать по запросу в Казахстан, — поправляя брошь на груди, с достоинством изрекла та.

— Почему этим кем-то должен быть обязательно Генка?!

— А почему бы и не он? — приподняв брови, Самсонова вскинула вверх острый подбородок. — Если Карамышев не заслужил распределения лучше, пусть едет в свой аул. Вот я училась днями и ночами, уж, наверное, меня в такую дыру не зашлют. Вы с Генкой гуляли, а на сессиях всеми правдами и неправдами вымаливали себе трояки, так что же вы теперь хотите?

— Если бы мы были уж так плохи, зачем бы нас нужно было держать? — во весь голос возмутился Николай. — Тебя послушать — так нас нужно было гнать отсюда с первого триместра поганой метлой!

— По совести, нужно было бы! — звонко отчеканила Самсонова.

— Тогда чего ж нас держали?!

— Да потому что в группе на двадцать пять девочек было всего три парня, вы с Генкой да Кряжин, — в лоб выпалила она. — В пединститут нормальных ребят на аркане не затащишь, сюда идут только такие, как вы: или инвалиды, или женатые!

— Да что б тебя, дуру, на Колыму упрятали! — Поняв, что помощи от Самсоновой не дождёшься, Николай повернулся к ней спиной и, не желая продолжать бесполезные дебаты, отошёл в сторону.

— Ласточкин! — в дверях аудитории возникла плотная фигура заместителя декана, Анастасии Дмитриевны, и, позабыв о вредной старосте, Николай поспешил к ней.

— Да-a, девочки, неизвестно, кому что светит, — с расстановкой протянула Юля, провожая злым взглядом удаляющегося на собеседование Николая.

— А я даже выбирать не стану, куда отправят, туда и поеду, — мягко улыбнулась худенькая девушка с пышной косой. — Чего волноваться попусту? Всё равно будет так, как решит комиссия, — нервно улыбнулась она, и было заметно, что на самом деле она волнуется ничуть не меньше остальных. — По крайней мере, мы все в одинаковых условиях, — тоненько проговорила она, ища глазами поддержки у стоявших рядом девочек.

— Все, да не все, — оборвав утешительницу на полуслове, Юлия оправила на себе длинную юбку и, скосив глаза вправо, кивнула на Марью, разговаривавшую с подружками у перилл дальней лестницы. — Над некоторыми руку держат с самого поступления, так что кроме нас кандидатур на московское распределение достаточно.

— Зачем ты так говоришь, — покраснев до ушей, Нина поправила на переносице толстую дешёвую оправу школьных очков. — Маша все пять лет из-за учебников не вылезала, она окончила институт с красным дипломом, была признана лучшей ученицей курса, так что своё право остаться в Москве она отработала.

— Когда тебе в клювик всё готовое кладут, чего бы и не заниматься? — едко возразила Юлия. — Вон, Вика пять лет по электричкам моталась, а ты, ты. Разве мы не знаем, каким трудом далась учёба тебе? Вообще удивительно, как ты смогла окончить институт при таких каторжных условиях! — звонко выкрикнула она, и, привлечённые её последними словами, к ним обернулись сразу несколько студентов. — Что же Вике никто квартиры в Москве не подарил? Или, может, Кряжиной пришлось, как тебе, по ночам чужое тряпьё стирать?

— Замолчи! — прижав ладони к щекам, Нина едва заметно согнула колени и, словно защищаясь от сыплющихся раскалёнными углями слов старосты, что есть силы зажмурилась.

— А ты мне рот не затыкай! — жёстко сказала Самсонова. — Все знают, Кряжину в институт богатый дядюшка пропихнул, да вот незадача — помер не вовремя, а то бы и с распределением у неё проблем не было. Хотя, очевидно, их и так не возникнет. — Губы Юли презрительно изогнулись. — У неё куплено всё заранее, и оценки в сессию, и распределительное открепление. Это нам три года гнить в медвежьем углу, а такие, как она, будут наслаждаться столичной жизнью.

— Зачем ты говоришь за всех? — перекинув косу назад, девушка с мягкой улыбкой с укором посмотрела Самсоновой в лицо. — Если ты староста, это ещё не означает, что ты можешь говорить от лица всех. Лично я так не думаю.

— А тут и думать нечего! — накрутив себя, Юля была уже не в состоянии нажать на тормоза. — Эта деревенская выскочка останется в Москве, а нас, коренных москвичей, отправят в какой-нибудь аул, как Генку!