— Как это — «ну»? — Сделавшись в один момент беззащитной и жалкой, Маша почувствовала, как по горлу прокатилась отвратительно кислая волна незаслуженной обиды.
Изломавшись в уголках рта, улыбка девушки острыми осколками со звоном упала на мёрзлую мучнистую кашицу свежевыпавшего снега. Мелкие колючие снежинки, впиваясь иголочками в кожу, больно покусывали скулы и нос. Но если щёки можно было согреть шерстяной лохматой варежкой, то промёрзшую насквозь душу не могли растопить даже горячие слёзы, вплотную подступившие к глазам. Осев в груди неподъёмной ледяной глыбой, отчаяние выворачивало плечи, притягивая хрупкую тоненькую фигурку к заснеженной бездушной земле, и каждое новое слово Кирилла делало этот груз всё тяжелее.
Нещадно царапая щёки, ветер кидал в лицо пригоршни сухого колючего снега; сворачиваясь в полупрозрачные затейливые узелки, вились по стылым тротуарам закрученные ленты невесомой позёмки. Хрипло похрустывая выхолощенными на ветру промерзшими пальцами, бились друг о друга звонкие ветки тополей и ясеней, и, словно окунувшись в эту потерянную ледяную стынь, ныло и болело от отчаяния и необъяснимого страха измученное сердце Марьи.
— Кирюш, скоро праздник, а ты чего-то расклеился совсем. — Стараясь удержать тонкую, почти перетёршуюся ниточку их ненадёжно хрупких отношений, Марья заставила себя улыбнуться и посмотреть в глаза мужу.
— Мне и впрямь нехорошо, не то просто замёрз, не то простудился, не пойму. — Вытащив из карманов заледеневшие руки, Кирилл сильно потёр ладонью о ладонь и, несколько раз горячо дыхнув на кончики пальцев, неожиданно предложил: — А пойдём в магазин, там тепло и уже вовсю ёлочными игрушками торгуют.
— А не поздно? — Отодвинув варежку с запястья, Марья взглянула на крошечные часики. — Половина, ещё полчаса до закрытия, успеем.
— Тогда пойдём? — Не дожидаясь ответа Марьи, Кирилл схватил жену за руку и, как буксир, увлёк её за собой к освещённым окнам универмага.
Хотя до закрытия оставалось всего ничего, народу в магазине было полно. Торопясь купить новогодние подарки, граждане старательно отталкивали друг друга локтями от прилавков и что есть сил тянули шеи, пытаясь разглядеть написанные неразборчивым почерком ценники на товарах. Гудя, словно растревоженный улей, свернувшаяся калачом очередь в кассу обеспокоенно шевелилась и ежесекундно бросала тревожные взгляды на круглые настенные часы над входными дверями.
Практически около каждого прилавка была толчея, но в отделе ёлочных игрушек народу было столько, что, казалось, протиснуться к яркой витрине не было никакой возможности. Обвитые блестящей мишурой полки ломились от коробок с пузатыми разноцветными шарами и фигурками сказочных персонажей. Посверкивая тусклым матовым блеском, за стеклом красовались стеклянные ёлочные бусы и сходящие остриями на «нет» кручёные витые макушечки шпилей. Переключаясь, где-то под прилавком, щёлкал тумблер реле, и, мигая, крошечные разноцветные фонарики развешенной вдоль прилавка гирлянды переливались разноцветными огнями.
— Зина! Закрывай кассу, я не успею всех обслужить! — перекрывая людское гудение, зычно гаркнула продавщица и, не обращая внимания на протестующие голоса покупателей, протянула руку вперёд: — Следующий!
— Встань впереди меня, а то тебя затолкают. — Стараясь оградить Марью от напирающей со всех сторон толпы, Кирилл обнял худенькую жену за плечи, и она буквально утонула в мощном кольце его рук. — Готова? — заговорщически подмигнул он и, ловко протискиваясь между спинами и сумками, стал приближаться к заветному прилавку.
— Товарищ, что вы прёте, как танк, кругом же люди! — недовольно взвизгнула оттёртая от прилавка дамочка в тяжёлых толстых очках.
— Ишь ты, какой деловой выискался. — Пытаясь оттолкнуть шедшего на пролом Кирилла, упитанный гражданин в пыжиковой шапке упёрся в бок Кряжина потёртым кожаным портфелем. — Думает, вырос каланчой, так всё можно. Граждане! Не пускайте его! — Брызгая слюной, обладатель пыжиковой шкурки грозно свёл мохнатые брови у переносицы, но Кирилл, не обращая внимания на выкрики недовольных, методично продвигался к прилавку.
— У меня чек, возьмите! — Худенькая девица упорно тянула руку к прилавку, но, неумолимый людской поток отодвигал её назад.
— Вы здесь не стояли, так что нечего руку протягивать, сейчас моя очередь. — Радостно наблюдая картину отплытия худосочной девицы, мужчина в высокой каракулевой шапке назидательно сложил губы колёсиком и, словно прощаясь надолго, пару раз кивнул исчезающей девушке вслед.
— Зина, всё, закрывайся, уже без пятнадцати! — Встав на цыпочки, продавщица замахала кассиру рукой и, строго окинув гудящий человеческий улей у прилавка, трубно прогудела: — Все, кто без чеков, отойдите!
Оказавшись у самой витрины, Марья по-детски радостно улыбнулась и, обернувшись, благодарно кивнула Кириллу.
Блестящий мир сказки за стеклом завораживал, ненадолго возвращал в далёкое детство. Запах ёлки, мандаринов, блестящая мишура серебряного дождя и упругие пружинки скатанных в тугие трубочки завитушек серпантина, россыпь конфетти и тепло маминых рук — всё это был Новый год, самый волшебный и добрый праздник на земле.
Глядя на переливающееся всеми цветами радуги оперенье маленьких стеклянных птиц на пружинках вместо ножек, на золотые моторчики зелёных самолётиков и лилово-вишнёвые колокольчики, Марья приблизилась к затёртому до лакового блеска деревянному прилавку почти вплотную и, чтобы было лучше видно, встав на цыпочки, вытянулась в сторону витрины.
Внезапно от сильного толчка в спину она повалилась на стол прилавка животом и, ощутив горячую боль, полоснувшую по рёбрам, поняла, что Кирилла сзади неё нет. Обернувшись, насколько было возможно, в толчее назад, Марья растерянно пробежала глазами по бурлящей людской толпе и почти сразу же увидела высокую фигуру мужа у соседней витрины.