В конце концов, Рей подал знак медленно ползущей следом машине охраны и, забравшись в неё, приказал:
– В отель. Всё равно в какой.
Рею достался Marriott, едва добравшись до номера, он завалился спать.
Проснувшись и не обнаружив Кирстин в собственной кровати, он почувствовал себя ещё более тоскливо, чем вчера.
Потянувшись к телефону, набрал Майкла и, выслушав долгий зевок, ответил:
– Майкл, это дерьмо.
Он принялся рассказывать, что именно считает дерьмом. Узкие улочки Глазго и содержимое мини-бара. Бюрократию Эдинбургского колледжа и колючие простыни… Он замолк, когда обнаружил, что Майкл на другом конце линии журчит то ли водой в кране, то ли чем-то ещё.
– Тебе надо отдохнуть, – зевнув, сказал тот, – приезжай ко мне, я не видел тебя сто лет.
Рей молчал. Ему не хотелось отдыхать. Хотелось просто, чтобы Кирстин по волшебству оказалась рядом.
Он сел на кровати и, уронив голову на подтянутые колени, пробормотал:
– Я не могу без неё. Майкл, я правда сошёл с ума. Это хуже, чем наркота.
Майкл долго молчал.
– Я тебя понимаю, – сказал он наконец, – но помочь ничем не могу.
В трубке раздались гудки, и Рей как нельзя остро ощутил, что остался абсолютно один.
Следующие сутки он провёл в номере, больше не пытаясь выбраться на улицы города, по которым тихим странником шествовал дождь. Тротуары намокли, и, подходя к окну, Рей видел, как скачут маленькие капельки по стеклу и сползают дорожками вниз.
Он работал, но работа шла не очень хорошо. Потому на третий день Рей приказал отвезти себя на вокзал, едва только часы показали семь, и оставшиеся пять часов провёл в кафе на перроне, глядя, как проносятся вдалеке поезда.
Кирстин ожидаемо не появилась ни в восемь, ни в девять часов.
Время уже шло к одиннадцати, но Рей продолжал успокаивать себя мыслями о том, что она хочет провести максимум времени с семьёй.
«Я бы, наверное, тоже хотел», – думал он.
В половине двенадцатого Рей заплатил по счёту и вышел на перрон. Дождь продолжал стучать по асфальту, охрана двигалась в двух шагах позади.