Уезжая на Кавказ, он взял с собой печатные отчеты Московского отделения РМО за двенадцать лет. Ни отдых, ни лечение, ни кавалерийские вылазки с Буховцевым, ни даже поездка в Сванетию не помешали Сергею Ивановичу отнестись со всей серьезностью к изучению сухих, по преимуществу финансовых, документов.

Участие Танеева в «директориальном» комитете в качестве бессменного секретаря сослужило службу и оказалось хорошей школой для молодого директора. Он смог до мелочей изучить уставы консерваторий и РМО, понять существо их взаимоотношений.

При всем недостатке профессионального опыта ничто важное от него не ускользнуло. По возвращении в Москву у Танеева было уже твердо сложившееся мнение о том, что предстоит сделать.

«Два учреждения — музыкальное общество и консерватория, — писал он, — существуют только потому, что богатый купец ежегодно дает им деньги. Как он перестанет это делать или пожелает получить обратно заплаченные им деньги, так эти два учреждения должны прекратить свое существование…»

Будущее консерватории Сергей Иванович видел прежде всего в освобождении ее от этой унизительной зависимости. Единственный путь к тому был: не только снизить затраты, но и всемерно поднять доходность вверенной его попечению «музыкальной державы».

Как вскоре понял молодой директор, все былое финансовое благополучие консерватории зиждилось главным образом на самоотверженном труде Николая Григорьевича Рубинштейна. В концертах он был дирижером, солистом, участником камерных ансамблей, в консерватории, помимо директорства, он вел единолично классы фортепьяно, оркестровый, камерного ансамбля и оперный. За все, вместе взятое, он в разное время получал от трех до пяти тысяч рублей в год.

Когда Рубинштейна не стало, для замены его пришлось пригласить многих лиц, их оплата в первый же год возросла до двадцати тысяч, поглотив весь доход от концертов.

Во время директорства Губерта, и особенно в период «директории», дефицит возрастал из года в год. Приходилось все чаще прибегать к займам. В этом был главный корень зла.

«Консерватория и музыкальное общество, — писал Сергей Иванович, — разделены на бумаге, но в действительности эти два учреждения можно рассматривать как одно целое».

Освобождение их от унизительной зависимости, от прихоти заимодавца — вот чего добивался Танеев. Были у РМО и консерватории не только неумолимые кредиторы, но и друзья-меценаты. Так, А. Задонская в память Рубинштейна «внесла в кассу РМО 70 тысяч рублей на воспитание молодых русских талантов». Но единичные щедроты не могли спасти положения.

Для увеличения доходности нужно было увеличить число членов РМО и поднять интерес у широкой публики к платным мероприятиям музыкальной Москвы.

Горячо желая помочь другу в предстоящих трудах, Петр Ильич готов был войти в состав профессоров. Но это, к великому огорчению Танеева, оказалось невозможным по букве устава РМО, не допускавшего совмещения. Решили, что, оставаясь директором РМО, Чайковский не будет столь связан временем и вместе с тем сможет принести больше пользы общему делу.

«Избрание Сергея Ивановича в директоры, — вспоминал профессор Кашкин, — сразу внесло успокоение… Учащиеся отнеслись к новому директору с полным доверием, так как его ум, благородство характера и редкая душевная доброта были уже всем известны».

Не менее горячо встретила нового кормчего и широкая публика — завсегдатаи открытых концертов в консерватории.

При первом же выходе Танеева на концертную эстраду осенью 1885 года москвичи приветствовали его шумными рукоплесканиями. Они относились прежде всего к личности музыканта и человека. В овациях нашло выражение чувство доверия и добрые пожелания в трудной миссии, которая ему предстояла. Оказанное ему доверие он оправдал.

«Управление его, — писал Чайковский, — обличает в нем стойкость, твердость, энергию и вместе с тем способность стоять выше всяких дрязг, мелких препирательств».

Много энергии и сил вложил молодой директор в организацию работы педагогического отделения, рассчитанного на учащихся, не проявивших яркой исполнительской одаренности.

По настояниям Танеева был повышен уровень требований к поступающим. Число учащихся снизилось за счет непригодных. От каждого ученика консерватории он требовал высокого уровня профессионализма.

Сколько времени и труда пошло на разработку учебных программ преподавания игры на арфе, контрабасе, духовых инструментах и в особенности программ теоретического класса, на их обсуждение на художественном совете.

Это была, по существу, огромная лаборатория для воспитания будущих теоретиков, для создания основ учения о контрапункте, задуманного Танеевым именно в эти годы.