Глава 4. Дом на холме

Была середина марта. Снег начал понемногу сходить, но по вечерам опять выпадал: зима упрямилась, не желая сдавать своих позиций. По ночам случались заморозки.

Свен находился в своем гараже. Он только что закончил возиться с коробкой передач. Автомобиль матери был старым, и это было целое дело, поэтому Свен занимался ремонтом с самого утра и вроде починил. Осталось вывести машину на дорогу и проверить.

Теперь, когда ему вернули водительскую лицензию, имело смысл взяться и за свой Audi, который стоял тут же, в гараже, рядом с «фольксвагеном». Но Свен пока не брался. Ездить ему никуда не нужно было, разве что в городок, расположенный в шести километрах отсюда. С прошлого года он работал там в автосервисе и прекрасно добирался туда и обратно на велосипеде.

Закончив работу, Свен вытер руки тряпкой, подошел к воротам гаража и закурил.

Он думал о том, что надо сжечь дневник отца и письмо, которое нашел недавно в гараже. Оно лежало в старой железной коробке, на дне ящика, который стоял в углу (надо думать, со времен постройки гаража). Наверное, отец принес его сюда и засунул подальше. Мать заглянула к нему, когда он писал в комнате на втором этаже, а он не хотел, чтобы она видела. А потом уже стало не до письма. Отец был сильно болен. Последние три года жизни он провел почти исключительно в больницах.

Свен подписался бы под каждым словом в том абзаце, где шла речь про давний случай в горах. Пока не было письма, а была только тетрадка с вымаранными страницами, он еще мог позволить себе сомневаться, о ком и о чем идет в ней речь. И вообще, его ли отец это писал. Поначалу, когда Свен нашел тетрадку среди старых вещей в чулане, то вообразил, что кто-то из прежних жильцов неизвестно зачем двадцать с лишним лет назад копировал страницы из какой-то книги – скажем, школьник, старшеклассник, которому задали переписать текст в качестве домашнего задания. Но почерк был взрослый, и текст был про гонки и любовь. Свен таких книг не знал.

Как он ни копался в своих детских воспоминаниях, он не мог вспомнить, чтобы эти люди, о которых шла речь в письме, приезжали к ним, пока отец был жив. Они появились только после того, как отца не стало, примерно через год, весной. Свену было тогда одиннадцать лет. Они приехали на автомобиле – красивая женщина с чужеземным именем Паола, и с ней её муж. Паола говорила с легким акцентом. Они привезли с собой сына, ровесника Свена.

Этого самого их сына Свен два года назад пытался отправить на тот свет, но ни черта у него не вышло. Хрен его убьешь. Не потому, что он какой-то особо живучий, нет. Обычный, как все. Просто ловко устроился. Рядом с ним всегда есть какой-нибудь друг, приятель, знакомый, который вытащит его из дерьмовой ситуации.

В первый свой приезд Альф первым делом свалился в озеро неподалеку от дома, где жили Свен и его мать. Взрослые были заняты беседой, пили кофе в гостиной и разрешили мальчикам покататься на велосипедах. Они и рванули – сперва по дороге, потом решили сгонять к озеру, пока никто не видит. Было начало апреля, и Альф искупался, хоть и не желал того – наскочил передним колесом на камень в траве, кубарем полетел с велика в холодную воду, а там его поджидал другой камень, о который он треснулся головой. Свен вытащил его из воды и, пыхтя, поволок вдоль берега. Время от времени он останавливался, потому что волочь было тяжело. Еще пятьдесят метров вдоль берега, затем вверх по тропинке, потом через шоссе и дальше опять вверх, по склону холма, к дому. Пока он прикидывал этот путь, остановившись и пытаясь отдышаться, Альф очухался. Оставшуюся часть пути он преодолел на своих ногах, опираясь на плечо Свена. «Сейчас мне вломят по первое число, – сказал он, имея в виду своих родителей, – мало не покажется. Тебе, наверное, тоже достанется». «У меня мать добрая», – ответил тогда Свен. «У меня тоже добрая, – сказал Альф. – Но отец может вломить». Свен сомневался, что кому-либо из них вломят, тем более что у Альфа лицо было в крови, с него ручьем текла вода и вообще вид был неважнецкий.

Не сразу, а только после того, как Альфу забинтовали голову и они оба переоделись в сухое и согрелись, взрослые устроили им выговор за то, что они поехали к озеру, куда ездить было не велено. Отругали, но кратко, а Свена даже похвалили за то, что он вытащил Альфа прежде, чем тот захлебнулся. Потом родители быстренько усадили Альфа в автомобиль и повезли в Нючепинг, в больницу, чтобы наложить швы. Свен после их отъезда пошел на берег озера, чтобы забрать брошенные там велосипеды. Альфов велик пришлось выуживать из воды.

С того дня они стали друзьями. Свену, который рос в глуши, не с кем было дружить. В их поселке тогда было всего пять или шесть домов, и в них обитали только взрослые. Два или три мальчика, с которыми он общался в школе, жили далеко. К ним можно было сгонять по шоссе на велике, но мать не всегда разрешала. Еще был сын дачника, с которым Свен дружил, когда тот приезжал летом. В остальное время ему было очень одиноко.

В то лето Альф, залечив дырку на голове, гостил у них два месяца. Они со Свеном гоняли на великах, купались в озере, лазили по скале, что находилась в двух километрах от дома и нависала над шоссе, хотя лезть на скалу им строго-настрого запрещали. Альф обожал делать именно то, что было под запретом. Свен обнаружил, что тоже начал входить во вкус – по крайней мере, в компании с другом нарушать правила ему нравилось.

Потом они с матерью перебрались в Стокгольм. Мать устроилась на работу в одну из стокгольмских больниц, а коттедж в Сёдерманланде сдавала. В городе они жили не очень далеко от семьи Викстрёмов, и Свен виделся с Альфом если не каждый день, то как минимум два или три раза в неделю.

Сейчас Свен вспоминал обо всем этом отнюдь не из сентиментальных соображений. «Я ненавижу его. Я не хочу ходить с ним по этой земле». Так написал про своего бывшего друга отец Свена. Это были те же самые слова, которые Свен говорил себе последние два года про своего собственного бывшего друга.

Он ненавидел его за всё. За то, что тот отнял у него Эву. За то, что они с Эвой устроили шоу на весь мир из своего счастья, снявшись в том клипе. И не в последнюю очередь за то, что Альф зачем-то проявил никому не нужное благородство и сделал всё, чтобы отмазать Свена от того, в чем его совершенно справедливо подозревали и собирались обвинить. Что самое дикое, Альфу поверили. Решили, что Свен временно помешался и наговаривает на себя. В полицейском участке Свен сказал правду: да, хотел убить его к чертям. Но его записали в число лиц с суицидальными наклонностями и отправили подлечить психику. Помимо этого, ему пришлось выложить все деньги, какие у него были, и продать мотоцикл, чтобы выплатить Фокси компенсацию за ущерб, причиненный её здоровью. Он ранил её и чувствовал себя просто феерическим идиотом. Он собирался грохнуть Альфа – и грохнул бы, если бы не его дружки. Но всадить пулю в девчонку, с которой был вместе столько времени, вовсе не входило в его намерения.

Таблетки, которыми психиатры пичкали Свена в течение нескольких месяцев после той истории, возымели эффект. Убить Альфа он теперь не хотел. Просто мечтал, чтобы тот сдох где-нибудь как собака. Еще он мечтал о том, чтобы больше никогда не услышать ни единого слова ни о нем, ни о девушке, которая выбрала его себе в мужья.

Психиатры говорили Свену, что жизнь его не разрушена или её можно восстановить. Нужно научиться управлять своим гневом. Нужно вовремя обращаться к специалистам и следовать их советам. Самое главное – на свете есть другие девушки, и он обязательно рано или поздно найдет себе пару.

Да, девушки на свете есть, и их много. Но ему была нужна только одна. Та, которую он любил.

Свен вернулся в дом, когда мать позвала обедать. По телевизору шла новостная программа, и Свен, время от времени поглядывая на экран, жевал и думал о своём.