Сыпля подробностями о водоизмещении и размерах судна, Хасан дал пассажирам возможность как следует осмотреть капитанский мостик. При всей ржавости и запущенности корпуса компьютеров было предостаточно.
— Много-много контейнер на палуба, — пояснил Хасан, — без электроника капитан плохо видеть перед нос корабля.
Машинное отделение, с его обычными крепкими запахами, поразило размерами и шумно ходящими вверх-вниз могучими медными поршнями.
Поднявшись на палубу, Хасан показал единственный проход к носу между контейнерами и предупредил, что они обязаны перед любым путешествием по этому длинному ущелью предупредить кого-нибудь из судового начальства и потом доложить о возвращении.
У поручней задержались. Был прохладный, влажный и не очень ветреный день. Однако волны показались Уилсону ужасно высокими. И вдвойне страшными от того, что до них было так далеко. Правда, качки его желудок не чувствовал.
— «Королеве» нужен километр, чтобы останавливаться, — сказал Хасан. — Думайте об этом, когда хотеть падать за борт!
Зеро невольно попятился от перил — и вызвал приступ смеха у своего «близнеца».
— Стамбул через два сутки. Один день стоять. Потом через три сутки Одесса. В Стамбул имеете гулять на берег?
Уилсон отрицательно мотнул головой:
— У нас, к сожалению, нет виз.
— Хасан жалеть. Стамбул — великий город.
— Мне бы проверить электронную почту, — сказал Уилсон. — Есть такая возможность?
— Конечно. Хасан давать свой компьютер полчаса в день.
Уилсон поблагодарил турка за великодушие, а тот, в очередной раз блеснув парой передних золотых зубов, добавил:
— Лучше вы приходить после обед. Только не обижаться: Интернет работать через спутник. Сейчас хорошо, сейчас плохо. Как везет. Хасан не давать гарантия.
Зеро и Халид заскучали уже через пару часов путешествия и удрали от однообразия пустого морского горизонта в комнату отдыха — до одурения играть в футбол. Для Уилсона, с его опытом нескольких лет в одиночке, вне тюрьмы скуки не существовало. Как только страх миновал, все стало приятно и занимательно: и кипение воды у бортов, и ширь моря, и разнообразие облаков на небе, и одинокие чайки, залетающие далеко от берега. Ритм судовой жизни тоже нравился: все в определенные часы, но не под конвоем. А поход между контейнерами к носу судна был целым приключением. Там он мог стоять часами, любоваться морем, гадать, почему прежде все корабли были остроносыми, а нынешние, тупорылые, справляются с волнами даже лучше — видать, какого-то инженера однажды осенила правильная идея…
Свободного времени было действительно много, и Уилсон наконец удосужился узнать побольше о своих постоянных спутниках Зеро и Халиде.
В тюрьме он натренировался хорошо слушать, выуживать из собеседников максимум интересной и полезной информации и завязывать дружбу не только с другими заключенным, но и с охранниками. Иногда слушать означает иметь ангельское терпение, потому что некоторые регулярно несут чушь, а другие непрестанно плачутся. Однако терпение вознаграждается уважением и любовью — что и вне тюремных стен хороший капитал.
И теперь Уилсон искусно разговорил обоих «близнецов», которые при ближайшем рассмотрении оказались довольно непохожими.
Зеро было двадцать два года, Халиду — двадцать четыре. Оба выросли в одном и том же лагере беженцев под Бейрутом. Зеро, беспечный хохотун и явный лентяй, смотрел на жизнь всегда через розовые очки. Халид, более толковый из двоих, говорил по-английски довольно сносно, тоже любил смеяться и дурачиться, но имел скрытую склонность к меланхолии и пессимизму. Уилсона несколько удивило то, что ни один из них не был фанатиком. К террористам они прибились не из каких-то высоких принципов, а единственно потому, что оба не имели ни малейшего профессионального образования. Их и заманивать, судя по всему, особо не пришлось: были рады, что хоть кому-то годятся. Дюжие спортивные парни умели только носы сворачивать да жать на курок — не задавая вопросов и без колебания. Халид, однако, не питал иллюзий насчет своего будущего: «Шлепнут по недоразумению в какой-нибудь глупой разборке на контрольно-пропускном пункте из говна в дерьмо».