— Да. В Либерии стало недопустимо опасно.

— А что стало с заведующей, доктором Ахерн?

— Ее больше нет с нами.

У Берка внутри все оборвалось.

— Что… что вы сказали?

— Она уехала из Африки.

Берк вздохнул с облегчением. Похоже, тонкостями английского языка эта француженка все-таки владеет не очень хорошо!

— А могу я с ней связаться? Вы знаете номер ее телефона?

— Простите, мы не вправе выдавать подобную информацию. Если хотите — пришлите письмо на наш адрес, а мы переправим дальше.

Письмо он сочинял полдня… а к вечеру разорвал. Утром написал новое. Но остался недоволен. Как раз его «бегство» было легко объяснить — достаточно нескольких внятных фраз. А вот про все остальное… про них двоих…

Что, собственно, произошло? Почему он вообразил, что их совместное будущее возможно? Теперь, в вашингтонской квартире, даже и под обезьяньи крики, Африка представлялась далекой сказкой или полузабытым сном. Началось все как кошмар — с падающего вертолета, продолжалось бредом, болью, запахом больничной дезинфекции, а закончилось сладким предчувствием счастья… и внезапным пробуждением.

Письмо удлинялось и удлинялось. И мало-помалу перешло в диалог с самим собой. Он уже не столько к Кейт обращался, сколько пытался разобраться со своей жизнью. Кто он? Кем он хочет быть? Что для него важно, а что второстепенно? И чем больше он размышлял над своим прошлым, настоящим и будущим, тем яснее ему становилось, что его прошлое прошло окончательно, будущее — в руках Кейт, а настоящее заключается в ожидании ответа от нее.

За те дни, что он писал это письмо, Берк успел обзвонить все больницы в Дублине. «Работает у вас доктор Ахерн?» — «Да, а вам кто из них нужен? Мэри или Джон?.. Вы имеете в виду доктора Эйхерни?.. А-а, вам нужен доктор Ахарон?..»

По закону подлости пришлось пройтись по всему списку, прежде чем улыбнулась удача. В больнице на Мит-стрит ему сообщили, что они приняли на работу Кэтрин Ахерн, которая прежде трудилась где-то в Африке. Но к своим обязанностям врача в отделении неотложной помощи она приступит только через две недели. Поначалу будет занята исключительно в ночных сменах, где обычно меньше стресса, — «мы это называем мягкий ввод новичков».

Ее телефон ему, конечно, не дали. Берк был даже рад. Ему предстояло столько сказать ей… а вдруг Кейт сразу бросит трубку! Вот письмо швырнуть в мусорный ящик рука у нее вряд ли поднимется. И в письме больше надежды выбрать правильные слова… только закончить бы его побыстрее…

В промежутках между эпистолярным творчеством он успел починить свое покалеченное ухо. Хирурги-косметологи в больнице Сибли сказали, что с его шрамами от ожогов ничего поделать нельзя, зато ухо привести в «приемлемый вид» вполне возможно. Свое обещание они выполнили, и Берк остался доволен операцией: если не подрезать волосы слишком коротко, то почти ничего не заметно.

То был странный период зависания в пустом пространстве между двумя жизнями — прошлой и будущей. По утрам он ходил в фитнес-студию, накачивал ослабевшие за время болезни мускулы и играл в баскетбол. Днем или сидел в кафе, листая газеты и глазея на прохожих, или слонялся по музеям. По пятницам ходил в клуб играть в покер — этим и ограничивалось все его общение с людьми.

Редактора прознали, что он вернулся, и звонили с разными проектами. Он упрямо отказывался. Но когда хороший знакомый предложил трехдневное путешествие по чилийскому заповеднику Торрес-дель-Паине, Берк час-другой покрутил идею в голове… Потом быстро побросал вещи в чемодан — и заказал такси в аэропорт. Правда, полетел он совсем в другую сторону.

В самолете над Атлантикой он не сомкнул глаз. Смотрел вниз, на ночной океан. Думал.

В Хитроу пересел на другой самолет и был в Дублине уже к полудню. После бессонной ночи и смены часовых поясов он валился с ног от усталости, поэтому снял номер в дорогой гостинице на Графтон-стрит и несколько часов спал как убитый. Затем поехал в больницу на Мит-стрит и до полуночи ждал Кейт перед входом в отделение неотложной помощи. Она не появилась.