— Прости. — Прошептала она чуть слышно. Её глаза предательски блестели. — Я не знаю, что на меня нашло. Просто столько всего произошло… — Сельвен будто читала мои мысли, но я лишь покачала головой, не в силах выдавить из себя ни слова.
Бессмертная дочь Эру опустилась на стул рядом, всё ещё удерживая меня за руку, и какое-то время мы обе лишь молчаливо рассматривали друг друга. Первое, что бросилось в глаза, это то, что эльфийка выглядела очень уставшей. Её светлая кожа стала ещё более белоснежной, но какой-то безжизненной, отчего горящие зелёные глаза казались неестественно большими и даже пугающими. Хотя, наверное, и я сама выглядела не лучше.
— Что-то случилось? — Прервала наше молчаливое созерцание эльфийка.
— Случилось? — Повторила я за ней, чувствуя, как где-то в желудке заворочались змеи. Перед глазами встали события прошлой ночи, и моя рука по инерции дёрнулась к шее, скрытой палантином, где остались следы, и не только от его рук. Мой жест не укрылся от внимательных глаз моей спутницы, и она заметно помрачнела, но я лишь грустно улыбнулась и отрицательно покачала головой. Да, и что я могла ей рассказать? Эльфийка нахмурилась, но больше ничего не спросила, а потом неожиданно продолжила.
— Прости, что вынуждена нарушить своё обещание. Боюсь, мы не сможем покинуть Лихолесье в обещанный мною срок. — Тем же тихим тоном она поведала мне о том, что произошло, об атаках, о яде, о своём брате, который до сих пор был без сознания… Неожиданно мои собственные переживания показались мне такими мелкими и ненужными, что я не удержалась от внутренней самоиронии. — О себе. Ты всегда думаешь только о себе и копаешься только в себе… Не надоело ли? — На душе стало противно и горько.
— Сельвен, я могу чем-то помочь? — Выдавила я наконец, прерывая эльфийку на полуслове.
— Помочь? — Её голос прозвучал очень удивлённо. «Да, чем ты можешь ей помочь? Что ты вообще можешь, кроме того, как подносы носить, да ноги раздвигать?» — не остался в долгу мой внутренний голос, отчего стало ещё более тошно и невыносимо от пристального взгляда эльфийки. Я дёрнула рукой, пытаясь высвободиться, но она только крепче её сжала. — Я буду тебе благодарна. — Начала она очень тихо, но твёрдо. — Если ты поможешь мне в библиотеке.
— В библиотеке? — Я замерла и удивлённо вскинула голову. Моя собеседница утвердительно кивнула в ответ, уголки её губ слегка дёрнулись вверх, но глаза так и остались напряжёнными. А потом Сельвен принялась тщательно объяснять про новый яд орков, каково его действие, чем опасен. Выходило, что субстанция погружала раненого в состояние летаргии или же комы, но если люди могли пребывать в таком виде довольно долго, то эльфы очень быстро умирали, или же, как сказала лесная дева: «Их фэа уходила из физической оболочки.» Что пугало и беспокоило мою собеседницу, так это то, что орки сумели создать что-то настолько сложное и эльфам до сих пор не удалось добыть противоядие.
— Понимаешь, они до этого не отличались особым умом. А эта отрава сделана с недюжим умением и сноровкой, что пока ничто, из того, что успели перепробовать я и мой отец не помогло. — Сельвен раздражённо выдохнула. — Я надеюсь, что смогу найти что-то в записях своей матери. — Мы сидели в библиотеке перед разожжённым камином. Тепло и свет языков пламени действовали успокаивающе, помогали настроиться на другой лад, отвлечься.
— А что конкретно мы ищем? — Не удержалась я от вопроса, на что эльфийка задумчиво почесала переносицу.
— Не знаю. — Призналась наконец дева. — Но я надеюсь, моя интуиция меня направит в нужное русло и подскажет…
— Только вот чем я тебе могу помочь. — Не удержалась я и тихо хмыкнула. — Во врачевании я полный профан, да и… — Но Сельвен резко меня перебила.
— Ты ведьма.
— И?
— Твоя интуиция сильно развита, а в крови покоятся знания, неподвластные даже мне. Тебе нужно только задать правильный вопрос… — Я невольно нахмурилась. В этот момент её манера говорить шарадами напомнила мне одного волшебника. Однако, в отличии от него, она не называла меня глупой женщиной, ничего не знающей и не понимающей, а верила, что у меня может что-то получиться, и только за одно это, я готова была сделать всё, что было в моих силах, хотя мало верила в успех.
И перед глазами замелькали таблицы, формулы, записи, сделанные красивым и немного размашистым почерком. Из всего этого я не понимала ровным счётом ничего, а только прислушивалась к своим ощущениям, и каждый раз, когда внутри что-то ёкало, подавала листок, свиток или раскрытый на определённой странице дневник своей компаньонке. Но всё было безуспешно. Сельвен ничего не говорила, но и без слов было понятно. Иногда она бесшумно исчезала, оставляя меня наедине с выстроившимися в ряд фолиантами, но каждый раз возвращаясь, казалась ещё мрачнее, чем до этого. Я подозревала, что эльфийка отлучалась в больничное крыло, и что вести оттуда были далеко не радостные.
Я не заметила, как стемнело, и подняла голову, лишь когда лесная дева принесла нам нехитрый ужин, состоящий их хлеба, сыра, куска копчёного мяса и нескольких яблок. Мы спешно поглотили угощение и, не проронив ни слова, снова принялись за бумаги. Вся ситуация напоминала мне мои первые дни в Лихолесье, отчего на сердце было немного грустно и, одновременно, светло. Сколько времени мы провели в библиотеке в тот вечер, я не знаю, но в какой-то момент, буквы, слова, строчки стали сливаться в один рябящий поток, и тогда Сельвен, не взирая на мои протесты, просто отправила меня спать.
— Какой-никакой, но ты всё же человек. А людям нужен сон и отдых. Я приду за тобой утром. — Закончила она безапелляционным тоном, и мне ничего не оставалось, как подчиниться.
Но она ошиблась. Сон не принёс мне ни успокоения, ни отдыха, скорее наоборот. Всю ночь перед глазами проигрывались картины того вечера, я видела его глаза, чувствовала прикосновения губ и рук, и, казалось, переживала всё снова и снова. А наутро я проснулась с неописуемым чувством позора и стыда. Это я позволила всему зайти так далеко, потеряла самоконтроль, дозволяя ему прикасаться ко мне так… Я ощущала себя какой-то грязной и потерянной, оттирая тело до болезненной красноты, сидя в деревянной лохани. Но самое противное было то, что в глубине души я знала, что сама хотела этого, и, окажись я на том же месте, в то же время, всё бы снова повторилось. Моё самобичевание прервал лёгкий стук в дверь и голос Сельвен. Окатив себя, словно в наказание, ледяной водой, я спешно оделась и присоединилась к эльфийке в библиотеке. А когда перед глазами вновь замелькали витиеватые буквы, мысли переключились совершенно в другое русло. И снова тишину дома нарушал лишь лёгкий шелест бумаг.
В этот день лесная дева была ещё более бледной. Пробегая глазами по очередному свитку, она то и дело хмурилась, упрямо поджимая губы, в каждом движении сквозила еле прикрытая нервозность. А когда вечером она вернулась из своего очередного визита в больничное крыло, её глаза были красными и немного припухшими. Мне стало больно и обидно за неё. Она билась, как рыба о лёд, но силы её, как и надежда стремительно таяли. В какой сравнение могут идти мои утренние переживания с этой внутренней мукой? От злости на саму себя, я с силой закусила губу, пока во рту не почувствовался сладковато-металлический вкус. Это чувство злости и раздражённости не покинуло меня и когда я отошла ко сну (хотя вернее будет сказать, меня напросто выгнали из книжного хранилища). И опять эти яркие, цветные сны, которые я уже начинала ненавидеть.