- Тебя не устроит то, что скажу, но… Мне нравится эта жизнь, это время. Люди стали проще, честнее. Пропали излишки быта, роскошь, которая только портила нас. Все наносное отвалилось, словно короста от зажившей раны, а взамен мы получили магию, о которой даже не знали.
- Ненавижу летать, - прохрипел он.
- Да черт тебя дери! Не могу я с тобой рядом находиться! Поняла, дура? В кои то веки, мне стало интересно жить, и не хочу опять утонуть в душевном дерьме из-за тебя!
- Он умрет.
- Ты издеваешься? – вырвалось у меня, - Я же о нас забочусь, дурья твоя башка!
- Не могу, - наконец ответил парень.
- Воскрешение старого мира?
- Нам надо идти, остальные уже наверно потеряли нас.
Он отстранился, уставившись на спокойную водную гладь. Я не была удивлена его сообщением, о чем-то подобном давно подозревала. Горечь волной начала подниматься внутри, от чего хотелось засунуть голову в песок или отмотать время назад: единственный человек, на которого могла рассчитывать, отказывает в помощи.
- Ты и в тот раз так же говорила, а потом хихикала с ним, танцевать потащила. А много ли мужику надо? – не отставала служанка.
- Баба Ежна занялась моим обучением! Ты не поверишь, у меня впервые – за сколько уж лет-то? – интерес к жизни проснулся!
Внутри как всегда - душно и жарко. Вовсю натопленная печь да несколько лучин освещали комнатку. Я присела на ближайший табурет и сложилась пополам, баюкая растрясенный желудок. В избушку вошли Гера с Милкой. Служанка робко подошла к бабушке, клюнув старую в морщинистую щеку, и, отодвинув кота, уселась за стол. Васенька злобно фыркнул от такой наглости. Он гордой бесшумной походкой тут же перебрался на колени к Прежнему, намертво припечатав того к месту. Брест зашел последним. Мужчина сел на лавку, привалившись к столу. На его бледном лице выступила испарина. Сквозь наручи виднелась, перемазанная кровью и грязью Милкина тряпица. Бабка, долго не церемонясь, цыкнула внучке, та, подскочив, как ужаленная, бросилась на помощь. В четыре руки они быстро накидали свежей каши в плошки и раздали ее уставшим путникам.
- Я тебя обидел? – не на шутку встревожился мужчина.
***
- Ой, Степушка, что-то ветер какой-то нехороший поднялси, может воротимся?
Брест поднялся, проверяя руку. Рана затянулась всего за пару часов, под пряной тряпицей остался только красный рубец. Мужчина напряг мышцы, сросшаяся кожа натянулась, боли не было.
Сколько мы уже летели? Хороший вопрос. Когда тошнит - кажется, что вечность. Брест все так же дремал, склонив голову, а Милка отобрала у Геры помело и теперь сама пыталась рулить воздушными потоками. Прежний указывал ей, как и что надо делать, но та пыталась своевольничать, от чего нас однажды хорошо тряхнуло. Я со дна пригрозила, что если она не уймется, то следующий позыв рвоты сдерживать не буду, а вывалю на нее. Девица, покумекав немного, отдала помело обратно парню. Гера с облегчение взял «руль» и через несколько минут объявил, что мы снижаемся. Пролетев еще немного, мы вдруг, замерев на месте, плавно опустились в темную чащу леса. Отличный аппарат, даже взлетно-посадочная полоса не нужна. В другой ситуации, обязательно бы впечатлилась, но сейчас просто выпав на спокойную землю, я распласталась с твердым намерением не вставать. За спиной переговаривались остальные, выбираясь из-за высоких бортов. Рядом тяжело опустился наемник:
- Теперича его слушайся, как меня, усекла? – ведьма кивнула на Геру. – В ученики я его взяла, на что у тебя, бестолочи, никогда способностей и старания не было. А сейчас пошла умываться!
Девушка, пошатываясь, вышла на поляну к избе. Перед дверями стояла знаменитая ступа, готовая к полету. Гера, заметив подругу, хотел подойти к ней, но остановился, сморщившись. Он стоял и смотрел на нее, не зная, что сказать. Катерина вытерла слезы, что не укрылось от служанки, и пошла за вещами, по пути пытаясь осознать все, что навалилось на нее.
- Что с тобой? Ты в порядке?