Мать так и впилась глазами в один из снимков — изображение взрослого Ника Мерритты. Она погладила снимок кончиками пальцев — легкий, ни с чем не сравнимый жест материнской ласки. Затем подняла на дочь полные слез глаза.

— Пойми, я не могла поступить иначе!

— Вот как? За тридцать пять лет ты не нашла времени рассказать мне правду! Боже мой, я так мечтала о брате…

Голос Саманты дрогнул и прервался, а мать все смотрела на фотографию, словно не могла наглядеться.

— Знаю, — хрипло ответила она наконец. — Но поверь мне: не было дня, когда бы я не вспоминала о нем.

— Да неужели? — с сарказмом отозвалась Саманта. Боль и гнев разрывали ее сердце.

— Так ты говоришь… этот человек… хочет тебя видеть?

— Мой отец, — поправила Сэм, хотя эти слова холодным комом застряли у нее в горле.

— Верно, в твоих жилах течет его кровь. Но больше ты ему ничем не обязана. Не езди, Саманта, прошу тебя! С этим человеком лучше не иметь ничего общего! — И Пэтси снова посмотрела на фотографию Николаса. Брата Саманты.

— Меня звали Николь?

— Я хотела, чтобы вы носили похожие имена, — со слабой улыбкой пояснила мать. — Имя Николь мне всегда нравилось.

— Да… красивое имя.

— В младенчестве ты была очаровательна… впрочем, об этом я тебе не раз рассказывала.

— А мой брат? Он тоже был очаровательным младенцем?

— Да, — сдавленно ответила мать. — Саманта…

— Мы с ним любили друг друга? — продолжала Сэм, проклиная себя за жестокость, но не в силах остановиться. — Играли вместе?

— Да. — Пэтси покорно вздохнула.

— Как ты могла?! Как могла бросить родного сына?

— У меня не было иного выхода, — ответила мать. — Чтобы вернуть мальчика, он готов был убить нас обеих.

— Значит, ты выбирала между мной и им? И выбрала меня?